одерживая над тобой победу, ни допустить, чтобы меня видели в моменты, когда я могу показаться недостойным. Я знаю, однако, что по естественному чувству, которое разум не может осудить, большая часть мужчин испытывает отвращение к тому, чтобы допустить, чтобы их видели в эти моменты. Те, кто не находит логичных оснований для такого отвращения, должны были бы следовать природе кошек; но они могли бы и не считать себя обязанными ни перед кем отчитываться. Главное же основание здесь, что наблюдатель должен будет их отвлекать, и это отвлечение может уменьшить удовольствие от соития. Другое сильное основание можно было бы также признать законным, это – если актеры действуют в соответствии с тем, что их способы наслаждения вызывают сожаление у тех, кто является свидетелями. Эти несчастные правы, не желая вызывать чувство жалости в процессе действий, которые скорее кажутся нацеленными на пробуждение чувства зависти. Но мы знаем, дорогой друг, что, разумеется, мы не вызываем чувства жалости. То, что ты мне сказала, убеждает меня, что ангельская душа твоего друга должна, наблюдая за нами, соучаствовать в наших наслаждениях. Но знаешь ли, что будет и чем я буду недоволен, поскольку твой друг может быть только очень приятным человеком? Будет так, что, наблюдая за нами, он возбудится и или убежит, или сочтет необходимым выйти из своей ниши и броситься на колени передо мной, чтобы просить меня уступить напору его желаний, в условиях, когда ему необходимо успокоить огонь, что зажгли мы в его душе своими шалостями. Если так случится, я буду смеяться, и я тебя уступлю, но сам уйду, потому что чувствую, что не смогу оставаться спокойным зрителем того, что делает с тобой другой. Итак, прощай, мой ангел; все будет хорошо. Я быстренько запечатаю это письмо и мгновенно отнесу его в твой казен».
Я провел эти шесть дней передышки со своими друзьями и в Редуте, который открылся этими днями (на день Св. Этьена). Не имея возможности держать банк, поскольку это было позволено только патрициям, одетым в тогу, я играл с утра до вечера и постоянно проигрывал. Кто понтирует, неминуемо проиграет. Потеря четырех-пяти тысяч цехинов, что составляли все мое богатство, сделала мою любовь еще сильнее.
В конце 1774 года закон Большого Совета запретил все азартные игры и закрыл то, что называли Il Ridotto[11]. Большой Совет был весьма удивлен, когда увидел, подсчитав голоса, что принял закон, который принять не мог, потому что три четверти голосующих этого не хотели, и, несмотря на это, три четверти проголосовавших показывали, что этого желают. Голосовавшие удивленно переглядывались. Это было наглядное чудо евангелиста Марка, которое повторили г-н Фланжини, тогда первый корректор[12], а сейчас кардинал, и три Государственных Инквизитора.
В назначенный день в обычное время я оказался в казене рядом с прекрасной М. М., одетой светской дамой и стоящей спиной к камину.
Друг, – сказала она, – еще не пришел, но когда он появится там, я тебе подмигну.
– Где это место?
Редут
счетчик
