костей. У самых «именитых» кроманьонцев мира, жителей стоянки Сунгирь, расположенной во Владимирской области, следы инбриндинга в принципе не найдены. (21) Предположу, что этот фактор мог быть важнейшим в эволюционной гонке: неандертальцы, в отличие от кроманьонцев, имели прямую тенденцию к вырождению.
Мужчина из Сунгиря. Реконструкция по захоронению
Вдумайтесь: минимум тридцать пять тысяч лет назад жители палеолитического Сунгиря не допускали браков между близкими родственниками. При этом племя сунгирцев могло насчитывать от 250 до 440 человек. На наш взгляд, этот факт является прямым доказательством существования социальных механизмов, контролирующих формы брака в отдельном племени. Кроме того, он свидетельствует о существовании межплеменных правил обмена женихами и невестами. Кажется очевидным, что в кроманьонских сообществах устанавливаются нормы общественного поведения, появляются социальные договорённости, формируются половозрастные социальные группы, выделяются социальные роли. Зарождается то, что немногим позже (в рамках эволюции Homo) мы назовём социумом. По крайней мере, кроманьонец ощущал пользу от социального партнёрства и приручил собаку.
Время кроманьонца – это время скачкообразного роста производства, передачи и накопления информации. По сути, это первая информационная революция, технологический и социальный взрыв, подготовленный «разгоном» периода мустье. За 30 тысяч лет развития кроманьонцев, всего за 1000 поколений, человечество продвинулось по пути прогресса намного дальше, чем за предыдущие 2,5 миллиона лет (83000 поколений). Кроманьонец был идеалом физического развития для современного человека: крепкий, высокий, физически сильный, мобильный, выносливый. Хотя, почему – был? «Мозг кроманьонцев, вероятно, мало отличался от современного человека, но зрительные поля мозга в древности были более развиты», к тому же, «около 27—25 тысяч лет назад объём мозга начал уменьшаться» (22) и, постепенно, сократился до современного объёма.
Мы, современные люди, или homo sapiens sapiens, отделяем себя от кроманьонца, относя его существование ближе к «варварству и дикости», чем к цивилизации. Но если бы кроманьонец родился сейчас и жил среди нас, мы бы признали его за человека своего времени. И он наверняка был бы любимцем женщин: высокий, широкоплечий, светлоглазый атлет. Отказывая им в цивилизации, мы, кажется, пытаемся забыть, что все боги современных и бывших религий вышли из кроманьонских захоронений; а живопись, скульптура и музыка – из кроманьонских пещер и стоянок. Скажу больше: знание, как результат познавательной деятельности человека, и открытие астрономических закономерностей, как следствие наблюдательности, тоже появляется только с историей кроманьонцев. Неандертальцам было достаточно веры в то, что предыдущая модель (инструмента, поведения, укрытия) – лучшая модель, потому что… так делали до него.
