href="#note9" type="note">9. Мы не ссоримся. Это наш, сугубо семейный и давний спор, – проговорил Николай I, по-прежнему не отворачиваясь от окна. – Однако же ты прав, старый мой служака. Трону угрожают со всех сторон, и я даже не знаю, какая из угроз более страшная. Перед нами неразрешимая дилемма. Дать свободу крестьянам, обещанную моим старшим братом еще на заре юности я не могу, ибо это грозит нам недовольством аристократии. И тогда выступление «декабрьских бунтовщиков» покажется детской репетицией к настоящей аристократической революции, наподобие шляхетского восстания тридцатого года, только во много раз страшнее. И не дать крестьянам свободу тоже нельзя, потому что терпение народа не бесконечно. Сам же не раз докладывал, что, то там, то тут пускают «красного петуха»10 в дворянских усадьбах. А когда оно полностью иссякнет, то заполыхает вся Россия. И опять вылезет на свет Божий кто-то, вроде Емельки Пугачева.
– И самое интересное заключается в том, что их можно в какой-то степени понять, – вставил Великий Князь.
– Еще бабушка Вашего Величества, венценосная матушка Екатерина издала специальный рескрипт по поводу обуздания изуверств некоторых помещиков над своими крепостными. Еще по материалам следствия над Салтычихой11. Только сие все равно ни к чему не привело, – горестно констатировал жандарм.
– Понять можно всех. И я, как помазанник Божий, властию, врученной мне Всевышним, сколь могу, буду всячески противостоять как тем, так и этим. Но, тем не менее, признаю, что самодержавию в том виде, в котором оно находится сейчас уготовано печальное будущее. Я то еще надеюсь умереть в своей постели, не испытав на себе крушения основ государства Российского. Возможно, удастся это сделать и нашим детям, а вот внуки, думаю, излиха изопьют из сей чаши. И как избежать неизбежного не знает никто. Смуты – вот чего больше всего страшусь я.
– Ты намекаешь brat на пророчество монаха Авеля12? – почти шепотом спросил Михаил.
Монарх молча кивнул, не желая вдаваться в подробности. В кабинете повисла тягостная тишина, нарушаемая только стуком маятника больших напольных часов, стоявших у дальней стены кабинета. Михаил не решался нарушать тишину, поэтому закинув ногу на ногу, нервно покачивал ею, озираясь то на старшего брата, то на шефа жандармов. Тишину рискнул нарушить Бенкендорф:
– Ваше Величество, – обратился он к императору, делая движение корпусом, как бы намереваясь встать, но император, заслышав скрип стула, отмахнулся, разрешая тому говорить сидя, – Разрешите мне старику высказать некие крамольные мысли?
– Крамольные мысли? – Николай I медленно повернулся всем туловищем от окна к столу. – Шеф жандармов и крамола, это даже не смешно, это из разряда невероятного. Ну что ж, тем интереснее будет выслушать вас, любезный Александр Христофорович.
Бенкендорф старчески пожевав губами и как бы собираясь с мыслями начал:
– Довелось мне недавно, будучи
Пустить «красного петуха», значит совершить поджог.
Д.Н.Салтыкова – помещица, «прославившаяся» многочисленными расправами со своими крепостными.
Монах Авель (в миру В. Васильев) известный своими пророчествами касающимися России.
