Письма тишины. Философская проза. Терентiй Травнiкъ
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу Письма тишины. Философская проза - Терентiй Травнiкъ страница 2
Смерть… Вечная загадка, вечный протест человеческого существования, человеческой природы. Никто не хочет уходить-умирать. Тело противится, душа… не желает. Всё идет наперекор природе наших желаний. Почему в нас существует это знание ухода? И при этом там, в глубине нашей природы, нашего естества, нет ключевого понимания механизма кончины, – хотя бы из милосердия к человеческому бытию, к человеку, к этой маленькой точке жизни. Тайна велика есть… Для чего тогда дано тебе знание о приходе в этот мир, уходе из него и распаде в никуда? Зачем это сделано с тобой? Для страха? Для переживаний? Для ускорения каких-то процессов в мышлении, которые ты должен реализовать в жизни? Для чего? Для чего над всеми нами всегда висит этот меч, этот маятник Эдгара По, опускающийся вниз, маятник знания нашей кончины, счетчик наших дней, нашего времени? Что он просит нас понять, что он обязывает увидеть в самих себе, что заставляет развить ещё при жизни? Тайна… Тайна, висящая над нами. Время. Время. Пробили часы, вечный страж, напоминающий о том, что всё проходит, всё меняется, всё – не возвращается.
Иногда жизнь кажется очень странной, когда мы не замечаем времени, впадая в ощущение счастья – счастья временного и проходящего. При этом всё меняется, всё уходит, всё теряется.
Время, оно позволяет нам держаться за себя, позволяет и спешить, и отставать. Многое в этом мире можно изменить, поправить, открыть и закрыть, предложить, увидеть, простить, начать, – но только не время! Время идёт в одну сторону: в сторону угасания нашего тела и роста нашего внутреннего мира, того, что, вероятно, и называется душой, питающейся соками тела, очень близко и глубоко связанной с ним.
Разве не странно, когда осуществляется то, что было задумано? Это ли не чудо?! Хочется жить и жить! Тогда что это такое: процесс старения, и в чём он заключается? Неужели в этих проявлениях неловкости, вернувшейся наивности, инфантильности, усталости и обидчивости, нелепого старческого детства, потери памяти, угасающей концентрации, затухающего внимания, спадающего движения, в этих наростах природы ошибок, в этих лесах дереставрации тела, – неужели там, где-то в них сохраняется то, чем был и оставался человек в свои лучшие годы? Неужели это пребывает таким же юным, а не мутирует и меняется, как и тело за все его годы усталости и переживаний, за годы ежечасного старения?
Когда я вглядываюсь в бабушек, работающих в храме, и понимаю, что ещё лишь четверть века назад они несли совершенно другую мысль, другую ясность, другое видение, а сейчас они даже не могут объяснить или вспомнить что-то простое, сосредоточиться на том, что было у них