доверия и остается подохнуть?
Ньют громко рассмеялся.
– Ты депрессующий кусок кланка! Если учесть магическим образом исчезнувшие трупы и кирпичные стены за окнами, это скорее похоже на Лабиринт. Вещи странные, необъяснимые… короче, тайна, покрытая мраком. Может, нам дали очередное задание, проверяют? Фиг проссышь. Однако шанс есть, как и в Лабиринте. Зуб даю.
– Ну да, – согласился Томас, гадая, не рассказать ли о своем сне. В конце концов он решил приберечь исповедь на потом. – Надеюсь, ты прав. Пока не появятся гриверы, с нами ничего не случится.
Не успел Томас договорить, как Ньют покачал головой.
– Чувак, поаккуратней с желаниями. Вдруг чего пришлют?
Перед мысленным взором Томаса встала Тереза, и всякое желание говорить улетучилось.
– Кто теперь за шута? – через силу спросил он.
– Хотя бы я, – ответил Ньют, поднимаясь на ноги. – Пойду прикольну кого-нибудь, пока не начался кипеж. Да и голоден я что-то.
– Аккуратней с желаниями.
– Заметано.
Ньют ушел, и Томас принял лежачее положение, вгляделся в дно верхней койки. Стоило опустить веки, как в темноте разума всплыл образ Терезы. Томас резко открыл глаза. Если он хочет пройти Испытание, то лучше на время позабыть подругу.
Голод. В желудке словно заперли зверя. Спустя три дня без еды зверюга уже рычал и скалил зубы, намереваясь тупыми когтями пробить себе дорогу наружу. Томас чувствовал его каждую секунду каждой минуты каждого часа. Он постоянно пил воду из-под крана в тщетных попытках унять животное. Казалось, питье, напротив, прибавляет врагу сил, делая Томаса все слабее.
Другие, хоть и не жаловались, чувствовали то же. Они ходили кругами по комнате, опустив головы и приоткрыв рты, словно каждый шаг уничтожал тысячу калорий. Бесконечно облизывая губы, ребята держались за животы, как будто пытаясь унять рычащего зверя. Глэйдеры старались как можно меньше двигаться: ходили только в туалет да попить воды. Как и Томас, они лежали на кроватях, бледные, обессиленные; глаза у всех запали.
Глэйдеров будто свалила гнойная болезнь, и, глядя на товарищей, Томас лишний раз убеждался в неотвратимости смерти. Голод служил лишним напоминанием, что нельзя о ней забывать.
Вялый сон. Ванная. Вода. Доплестись до кровати. Вялый сон – уже без снов-воспоминаний.
Порочный круг действий нарушался редкими мыслями о Терезе. Ее последние – грубые – речи пусть и немного, но смягчали перспективу смерти. После Лабиринта и гибели Чака Тереза была единственной соломинкой надежды, за которую хватался Томас. И вот ее не стало. Нет еды, и прошло три долгих дня…
Остались голод, страдание.
Томас перестал смотреть на часы – от этого время тянулось мучительней, а тело лишний раз вспоминало, как давно его не снабжали едой.
В середине третьего дня из столовой донеслось гудение. Томас посмотрел на дверь.
Надо встать, пойти и проверить… Разум погрузился в очередную туманную полудрему.
