style="font-size:15px;"> Парисатида повернулась к стражнику и возложила ему руку на голое предплечье.
– Если этот человек продолжит со мною говорить без должного почитания, можешь лишить его головы.
Стражник застыл как истукан, а Тиссаферн решил на всякий случай быть осторожней, во избежание внезапной смерти. Он тяжело опустился вначале на одно колено, затем на другое, и наконец лбом припал к полу (не особо чистому, как с удовольствием отметил Кир: когда старый лев начал вставать, к его лбу пристали зернышки мышиного помета).
– Разве я давала тебе соизволение подняться? – ледяным голосом спросила царица.
Тиссаферн был принижен до крайности. Но опять же не решался подвергать сомнению власть этой женщины. Годы при царском дворе наглядно показывали, что некоторые споры разрешаются кровью и лишь затем извинениями. А потому он снова притиснулся лбом к полу и замер, словно мертвец.
– Кир, – приветственно обратилась царица к сыну.
Царевич взял ее руку и тоже опустился на колени.
– Мать, – задушевно произнес он. – Сердце мое преисполнено благодарности. Тут Тиссаферн, похоже, полагает, что меня велели умертвить.
Царица небрежно взмахнула ладонью, словно смахивая пыль.
– Можешь быть уверен, правду я вызнаю. Но не здесь, среди этих простолюдинов. Не будем обсуждать частные дела со слугами и солдатней. Теперь же следуй за мной. Твои одежды пропахли потом. Они держали тебя здесь как зверя.
Прежде чем Кир успел ответить, его мать вытянула ногу, и острый носок туфли вонзила в спину Тиссаферну, заставив его хрюкнуть от боли.
– Эти люди в своей спеси зашли слишком далеко, – молвила она. – Ну да я это исправлю. Идем.
Она повернулась уходить, и Кир вскользь глянул на начальника стражи. Лицо заядана было маской ревностного повиновения, но в глазах стоял страх. Он знал, что на кону его жизнь. Что, если новый царь придет и спросит, как они посмели дать пленнику уйти?
Тем не менее ослушаться царицу было нельзя; она и в самом деле вела себя так, словно ей немыслимо возразить хоть в чем-либо. В те несколько мгновений, что стражник мог взроптать, Парисатида пронеслась мимо, а следом за ней и Кир, буквально кожей чувствуя, как чужая воля трепещет и ломается. Но и проходя через казарму, где отцовы Бессмертные застывали в различных стадиях одетости и изумления, царевич втайне боялся окрика, который мог его остановить.
Мать шла быстро, хотя одеяние мешало ей это делать. Тем не менее она бойко скользила, покачивая бедрами впереди своего сына. Многие из тех, кто вышел посмотреть, что там происходит, завороженно замирали, прикованные взором к царице. Кир мысленно улыбнулся тем чарам, которые его мать все еще была способна нагнетать.
– Я не позволю держать моего сына как преступника! – громогласно объявила она на ходу. В ее голосе звенело негодование, и те, кто сейчас находился у дверей, виновато потупились, словно их застигли за чем-то постыдным. Наверное, если бы Парисатида колебалась
