иногда появляются мысли в голове: «Как я могла не понимать этого раньше? Какая же я была тупая!». А после таких случаев, вроде прочтения «Так говорил Заратустра», я понимаю, что даже сейчас ничего, собственно, не понимаю.
Почти вся моя подростковая жизнь уже прошла. Столько всего я успела натворить за семнадцать лет. А вот понять – по сути, не очень много. И даже сейчас (а я ведь чувствую себя такой взрослой), у меня остается много проблем, которые еще предстоит как-то решить. Но я делюсь своей историей ради родителей (своих и чужих) и молодого поколения. Обычно все любят осуждать других людей. Быть может, через меня вы выйдете и на свои промахи в этой жизни, кто знает.
Сейчас я закончила одиннадцатый класс. Последние два года я училась в довольно престижной старшей школе, и в это время у меня был яркий подростковый период. Противная фраза, но это так.
До этого я училась в районной, по всем основным меркам хорошей школе. Она была в пятнадцати минут ходьбы от моего разноцветного дома.
В учебе я всегда была достаточно самостоятельной. Я не особо любила учиться – не фанатела от этого процесса. Но если мне хотелось что-либо изучить, то я садилась и делала это. Я бы сказала, что к учебе у меня всегда была склонность: усердие, усидчивость. Я старалась мыслить так: нужно делать – я делаю. Мне интересно – изучаю дополнительно. Никогда не прыгала от счастья из-за хорошей оценки и не засиживалась за уроками больше, чем требовали.
Был один пункт, который больше всего не нравился мне в прошлой школе, где я училась с первого по девятый класс. Если уроки бесполезны, делать что-либо кроме того, что сказали, нельзя.
Однако, я выкручивалась. И много хулиганила. Иногда издевалась над учителями. Можете сказать «ну и дура», но я так делала, и большинство моих одноклассников так делали. И от «ну и дура» факт не перестаёт быть фактом.
У нас были почтенные учителя, которые в большинстве своем на высоком уровне преподавали свой предмет. Поэтому я много что знала, даже не посвящая кучу времени учебе. Но училась я не прилежно. И не приходила в яркий солнечный день домой, не обедала маминым супчиком в светлой квартире и не шла делать уроки в милую комнатку.
Дома я старалась бывать как можно реже. Мне не нравилась черная мозаика на кухне, потому что у меня с ней ассоциировались плохие воспоминания. Я не хотела говорить с родителями. Они не особо интересовались моей внутренней жизнью. И это довольно грустно, если честно. Они задавали мне вопросы так, чтобы ни в коем случае не затронуть личные аспекты.
Слов «поговорить по душам» в культуре моей семьи не существует. Мое детское восприятие родителей не менялось почти весь подростковый период. Отец работает. Мама работает. Отец программист. Мама высокоуважаемый вагоноуважаемый психолог со стажем. Я в школе – значит, у меня всё хорошо. Папа вечно серьезен. Сидит за столом, погруженный в свои мысли и в свой ноутбук. Иногда может задать пару вопросов. Философских или насущных. Мама тоже вся серьезная. Сидит, копается в своем
