некоторых пор ее тревожило: вдруг он задаст вопрос о том, где его родители? Теперь, в мягком вечернем освещении, мальчик показался ей старше, чем когда-либо, и с внутренней дрожью она почувствовала, что час настал. Мальчик поднял голову и, устремив серьезные глаза на Туанетту, спросил:
– Мамочка, этот господин спросил меня сегодня, живы ли мои отец и мать? Они живы?
Туанетта побледнела и отвела глаза от пристального взгляда мальчика.
– Нет, – ответила она дрогнувшим голосом. – Нет, дитя мое, их обоих не стало, когда тебе было всего несколько месяцев.
– Он спросил еще мою фамилию. Есть у меня фамилия?
– Конечно, есть, – с трудом прошептала Туанетта. – Но к чему это он тебя расспрашивал? Это вопросы совсем не для такого маленького ребенка, как ты.
– Нет, мамочка, я уже не маленький и думаю теперь об этом; у всех мальчиков два имени. Даже маленького Билля зовут Билль Браун, а я только Филипп Туанетты!
Облачко грусти промелькнуло на лице Туанетты; с минуту она молчала, затем сказала строго и решительно:
– Никогда больше не спрашивай меня об этом, Филипп. Наступит время, и ты все узнаешь. Если меня не будет, тебе все расскажет отец Жозеф. У него хранятся твои бумаги, и ты их получишь, когда подрастешь. Теперь я не могу ничего больше сказать тебе. Забудь об этом и принимайся за уроки, не то отец Жозеф будет недоволен тобой завтра!
Филипп стал смотреть в книгу, но ничего не видел. Сильное любопытство проснулось в нем, а ответ Туанетты не удовлетворил мальчика; может быть, отец Жозеф объяснит ему больше. Он решил расспросить его завтра же.
Глава VIII
Скульптор по воску
Добежав до маленького домика на улице Виллере, где Дея провела бо́льшую часть своей короткой печальной жизни, девочка стремительно распахнула скрипучую калитку и вместе с Гомо быстро подбежала по кирпичному тротуару к дверям.
– Папа́, папа́! – звала она, приложив губы к замочной скважине. – Это я, Дея; впусти меня скорее!
Через несколько минут раздались медленные, тихие шаги, и девочка услышала, как слабая рука повернула ключ; дверь неслышно отворилась. В образовавшуюся щель просунулось бледное, заросшее бородой лицо, с запавшими глазами и взъерошенными волосами.
– Папа́, ах, папа́! Посмотри только, что у меня! – воскликнула Дея, ловко проскальзывая в дверь. – Я продала «Квазимодо» и принесла тебе поесть!
Отец посмотрел на нее с недоумевающим, беспомощным видом, прижав руку ко лбу, как бы стараясь собрать мысли и пробудить память.
Девочка еле переводила дух от быстрой ходьбы; она заперла дверь, поставила на пол корзину и поспешила открыть ставни, так как в комнате было совсем темно.
Затем, придвинув кресло к столу, заваленному книгами, бумагами и незаконченными восковыми статуэтками, она освободила край стола и развернула салфетку
