или иначе, но каких-то пару часов назад, когда Кудрявцев еще только подходил к Большому дому, в служебной подсобке Русского музея состоялся весьма эмоциональный женский диалог. В коем имя Кудрявцева всплывало не единожды и совсем не всуе.
– …Да я тебе верно говорю: он весь вечер с тебя глаз не сводил. Причем ТА-АК смотрел!..
– Как?
– Сама знаешь как. Чай, не девочка. О! Вот, кстати, и чаек подоспел…
Непосредственные участницы сего диалога дружили давно, еще со времени поступления на курсы при РИИИ[15], хотя все эти годы редко сходились во взглядах даже по такому ничтожному вопросу, как оформление стенгазеты. Спорили они вечно, но, как ни странно, это обстоятельство их не ссорило. И, что еще более странно, напротив, словно бы еще сильнее сближало.
В отличие от довольно рано вышедшей замуж тихони и домоседки Елены, Самарина двигалась по жизни легко и стремительно, руководствуясь принципом «женщина захочет – мертвый захохочет». Сменив за несколько лет несколько мужей, лишь к двадцати восьми годам Людмила слегка остепенилась, некстати залетев от тогда еще бригадира фабричных складских грузчиков Самарина, с коим сошлась на почве взаимного интереса к новинкам текстильной промышленности. Остепенилась, но все же не настолько, чтобы перестать заводить, пускай и не с прежней частотой, легкомысленные знакомства и интрижки. Самарина ощущала свое предназначение в том, чтобы в первую очередь быть Женщиной. И только потом, в порядке убывания, – матерью, женой, искусствоведом и советским гражданином. К слову, те же приоритеты у Елены были отранжированы в совершенно ином порядке.
В общем, эти двое являли собой классическое схождение «воды и пламени» – только в нечасто встречающемся женском варианте. При всем при том Людмила была единственной настоящей подругой Елены, и только она единственная знала обо всех ее проблемах и переживаниях.
Забавно, но даже дочери у подруг родились в один год, с разницей всего в пару месяцев и с разницей в именах всего в паре букв (Оля и Лёля). Первенцу Алексеевой, Юрке, тетя Люся приходилось крестной. Досадно только, что совершить схожее крестное алаверды в отношении маленькой Лёлечки строго-настрого запретил Самарин. Болезненно радеющий за чистоту партийной анкеты и фабричной карьеры.
– …Да ну тебя, Люська. Глупости говоришь.
– А оно, которое «это самое», как раз с глупостей и начинается. У замужних-то баб, – со знанием дела заявила Самарина, разливая чай по стаканам. – С умного-то с нами другое приключается. Втрескался в тебя Володя. Вот как пить дать! И, в общем-то, я его понимаю.
– Чего ты понимаешь?
– Кабы уродилась мужиком, я бы в тебя, Ленка, тоже влюбилась. В такую разумницу и раскрасавицу.
– Та-ак… Мы свалились в откровенную неприкрытую лесть. А ну-ка, признавайся, лиса Люся, ты это к чему клонишь? Никак снова собралась удрать с работы?
– Э-эх, и ничего-то
РИИИ – Российский (с 1925 года – Государственный) институт истории искусств.
