надо, за Федю.
– Зачем? Любишь его?
– Конечно, люблю, – слишком поспешно выпалила Люба. – Иначе зачем бы я к вам пришла?
Евпраксия пожала плечами и переспросила:
– Значит, замуж? Уверена?
– Да.
– Ладно, будем работать. Доставай.
– Что доставать? – не поняла Люба.
Колдунья посмотрела на неё как на дуру.
– Волосы, ногти. Что принесла, то и доставай.
Люба растерялась:
– Федины?
– Ну не твои же.
– А у меня нет.
Евпраксия вытащила из кармана колоду и начала перетасовывать.
– Ничего, в следующий раз принесёшь. А пока посмотрим, что карты скажут.
Люба послушно кивнула. Толстые пальцы колдуньи проворно летали над столом, перекладывали карты с места на место, ловко переворачивали, масти мелькали, сменяя друг друга, и всё это казалось непонятным фокусом, в конце которого артист улыбнётся и начнёт раскланиваться, а единственный зритель зааплодирует.
Но Евпраксия не улыбнулась. Она раздвинула руки, осмотрела усыпанный картами стол, как полководец поле боя, и кашлянула.
– Что там? – тихо спросила Люба.
– Пока ничего хорошего. Но шансы есть. Ты не переживай, мы его заставим на тебе жениться. Не он первый, не он последний. Знаешь, сколько у меня таких было!
Открыв сумочку, Люба достала несколько купюр, положила на потёртую плюшевую скатерть и выскочила в коридор. Из-за полуоткрытых дверей огромной коммуналки высовывались древние старухи, качали головами, шевелили белыми губами, а Люба всё шла и шла. Её манил свет тусклой лампочки в дальнем конце коридора, там должен быть выход. Гулкое эхо её шагов било в развешанные по стенам металлические тазы, как в барабаны, и Люба невольно выпрямила спину: нет, она больше не будет так унижаться, с неё хватит!
Автобус тащился по пустынным улицам, Люба ехала на перекладных: ей не хотелось спускаться в шумное и многолюдное метро, где нужно держать лицо и выглядеть прилично. А тут можно встать у задней двери, отвернуться к стеклу и никого не видеть. Долгий весенний день никак не кончался, солнце лениво катилось к закату, но слишком медленно.
Пока Люба шла от остановки к дому, смотрела на окна: кое-где уже зажёгся свет, но в её квартире было темно. В прихожей она сбросила туфли, крикнула:
– Федя, ты дома?
И сама себе ответила: «Конечно, дома. Где же ещё». Он, как всегда, сидел за кухонным столом – тихий, молчаливый.
Люба налила воды, большими глотками выпила полстакана и села напротив Феди.
– Знаешь, где я сегодня была? – и не дожидаясь ответа, начала рассказывать.
Про скучного Олега с его дачей, про колдунью Евпраксию, про свою давнюю мечту выйти замуж за Федю, про развод родителей, про тёмные окна квартиры.
– Я тебе не говорила, но я же тебе письма писала! Два года, каждый день. Сейчас покажу! – Люба выбежала из кухни, вернулась с
