справа от двери. На стенде, на котором обычно висели лишь «Книга отзывов и предложений» да «Закон о защите прав потребителей», сейчас красовался еще лист с фотографией и несколькими абзацами текста, наподобие тех, что служат ориентировками в полицейских участках. Приблизившись, Ринат увидел, что картинка была не фотографией, а фотороботом молодого гладко выбритого мужчины с густыми волосами и плотоядным взглядом. Он понял, что это была наводка на нового педофила, о котором говорил ему Завязин, и, мельком пробежавшись по тексту, отправился домой.
Ринат особенно любил приходить домой после ночи, проведенной в каком-нибудь другом месте. И не важно, где он был накануне: на объекте, который инспектировал в связи с очередным чрезвычайным происшествием, на посиделках с друзьями в квартире у кого-нибудь из них или с любовницей в гостинице – всегда по возвращении домой он вдруг ясно ощущал, что только теперь, в столь привычной его существу атмосфере, сможет наконец по-настоящему расслабиться. Дома все было знакомо ему так, как больше нигде в мире: голоса жены и детей, их шаги, беготня, прикосновения, даже громкое и порой надоедливое чириканье попугая Кеши – все это было такое семейное, родное. Здесь ничто не тревожило Рината: он мог лечь прямо на пол перед телевизором, и если при этом кто-нибудь из домочадцев проходил или пробегал рядом, это не только не беспокоило его, но даже не привлекало внимания; он мог вздремнуть там, где застанет сон, хоть на диване, хоть в кресле, хоть на полу. Дома Ринат не задумывался о том, что делал, говорил, – здесь он был больше собой, чем где бы то ни было. Но, что характерно, этот домашний уют основную часть времени вовсе не ощущался им, и только после одной или нескольких ночей, проведенных вне дома, вечер в семейной атмосфере неожиданно раскрывался для него своим истинным значением.
У двери Рината встретила Вика, а как только он зашел в квартиру, из зала выбежала дочка и, оттянув край принесенного им пакета, принялась внимательно изучать его содержимое в надежде найти там что-нибудь интересное для себя. Девочке было чуть больше двух годков от роду; белокурая, голубоглазая, со светлой бледной кожей, она всем своим видом и чертами лица представляла поразительно точную копию мамы, так что даже самые внимательные родственники затруднялись найти в ней хоть что-нибудь от яркой специфичной внешности отца: подолгу разглядывая то глаза, то нос, то подбородок обоих, они в конце концов с заметным смущением выдавали что-нибудь утешительное, типа «но ушки-то па-а-апины», что было для Рината даже еще обиднее, нежели бы они вовсе ничего не говорили.
Быстро найдя в пакете мороженое, девочка радостно вскрикнула и достала одно. Услышав веселый возглас сестры, мальчик, сидевший за компьютерным столом здесь же, в коридоре, спиной к двери, и занятый какой-то игрой, тоже подбежал к пакету. Артуру было восемь лет, и в противоположность сестре он как две капли воды походил на отца: такой же смуглый, черноволосый, с несколько вытянутым лицом и уже заметной горбинкой носа. Взяв свое мороженое, он вернулся за компьютер, а Ринат, передав пакет супруге, разделся и прошел в зал обедать.
Семья
