толкнул тяжелую дверь и тут же наткнулся на вертухая. Наверно, все-таки на дежурного, а вертухай – это в песнях Галича. И ноги, тоже как в песнях Галича, сразу же сделались ватные.
Я зачем-то промямлил:
– Здравствуйте… – и, все позабыв, как-то сконфуженно замолчал.
Потом немного подумал и вспомнил:
– Моя фамилия… Михайлов… – и, стушевавшись, опять замолчал. Не хватало еще потянуть к правому виску дрожащие пальцы.
Дежурный окинул мою фигуру профессиональным взглядом и, не обнаружив ничего подозрительного, потерял ко мне интерес.
Он сказал мне:
– Пройдите.
После еще одной двери я снова наткнулся на дежурного. Точно в таком же кителе, он повернулся к стене и деловито нажал на кнопку. Совсем как в «почтовом ящике», когда оформляют пропуск. Только в «почтовом ящике» вместо массивной двери поворачивается вертушка. А вместо молодого человека – с серпом и молотом на бляхе – старуха, но тоже с кобурой.
Над выступом на стене вспыхнул «глазок», и не успел я толкнуть следующую дверь, как тут же натолкнулся на самого товарища Горбатых. Чуть ли не вприпрыжку он сбежал мне навстречу и, точно перехватывая из рук дежурного эстафетную палочку, не снижая оборотов, развернулся и в том же ритме вальса продолжил свой спурт.
И вот мы уже поднимаемся с ним по лестнице. Товарищ Горбатых, расправив плечи, уверенно шагает впереди, а я, как-то невольно ссутулившись и соблюдая дистанцию, несколькими ступенями ниже.
В добрые старые времена здесь в глубину земли работал грузовой лифт. А из Нагаевской бухты для удобства перемещения прорыли туннель.
Свернули в коридор. Потом еще раз… И еще… И как-то так пустынно, что даже перехватывает дыхание. Как будто мертвый час.
Товарищ Горбатых вставил в скважину ключ, и мы с ним вошли в кабинет.
Молчаливый циферблат телефона. Из кнопок, встроенных прямо в стол, чуть ли не целая таблица умножения. Над столом портрет Леонида Ильича.
Товарищ Горбатых уже наполовину лысый, но еще по-спортивному подтянутый. Наверно, соблюдает диету. Предложил мне снять плащ и чувствовать себя как дома.
Осторожно покосившись на стул (а вдруг электрический?), я задумчиво посмотрел на вешалку.
Теперь я у них на крючке.
Сам товарищ Горбатых в штатском, но на вешалке – с околышем фуражки его офицерская шинель. Шинель висит на плечиках.
Товарищ Горбатых опустился за стол и, широко улыбнувшись, поправил на шее галстук.
– Что ж, пора, так сказать, познакомиться и обоюдно, а то мы-то с вами знакомы, а вы с нами – нет. И получается односторонне – не правда ли?
И, неожиданно приподнявшись, точно собрался мне протянуть для объятий ладони:
– Горбатых, Федор Васильевич…
Но, вовремя опомнившись и подчиняясь долгу службы, опять опустился на стул.
Вместо
