Это она может. – Андрей рассмеялся. – Построит в две шеренги кого угодно. Нет, Боб, все равно я с тобой не согласен. Талант надо применять по прямому назначению. А у меня он не актерский. Не знаю, какой, так за тридцать пять лет и не разобрался, но не актерский. И служить Мельпомене – для меня все равно что для художника расписывать рекламой трамваи. Не тот уровень.
– Ну, свой театр организуй, авангардный, – Борис пожал плечами. – Не понимаю я, Соловей, чего ты хочешь, а потому и помочь тебе не смогу, наверное, никогда. В смысле – советом. Вляпаешься – вытащу, а вот советом…
– Ты меня хотя бы слушаешь, – Андрей в очередной раз вздохнул, – это уже помощь.
– Не могу же я плюнуть на двадцать пять лет дружбы, – Борис бесхитростно улыбнулся. – Надо бы тебя, нытика, послать подальше, да не получается.
Он похлопал Соловьева по плечу и рассмеялся.
– Да… – плечо Андрея слегка прогнулось под тяжелой ладонью товарища, и на лицо Соловьева вернулась кислая улыбка.
– Встряска тебе нужна, – заявил Борис. – Как тогда, помнишь, в горах? Ну, когда бородатые нас в ущелье зажали… Сколько ты меня на себе пер? Километров пять?
– А потом мне ротный чуть весь мозг не высосал за то, что я еще и автомат твой не прихватил, – Андрей оживился. – Вот тогда мой талант и проснулся в первый раз. Я ему выложил такие факты из его биографии, что он до самого дембеля меня Андрей Васильевичем называл и по всем рапортам-приказам проводил лучшим бойцом. Ты этот момент пропустил.
– Да, я тогда в госпитале валялся…
Воспоминания о страшных днях жестокой войны уже немного поистерлись, сгладились, но не ушли. Соловьев часто встречал людей с похожими воспоминаниями, но никогда не заговаривал с ними о прошлом. Только с Бобом. Другом детства, юности, горячей молодости, да и всей последующей жизни. Так уж распорядилась судьба, что даже в армии им пришлось служить бок о бок. И выжить в той мясорубке на дне каменного мешка посчастливилось только им двоим из взвода. После этого по жизни они двинулись разными дорогами, но не выпускали друг друга из поля зрения даже на день. На нынешнем отрезке пути Борис прочно стоял на ногах, вернее – сидел в солидном кабинете, а Соловьева судьба по-прежнему бросала в разные стороны. Талант, о котором толковали приятели, упорно не давал Андрею найти свое место в жизни.
– Понимаешь, – ухватив душевно близкую тему, Соловьев разволновался, – вот вчера, например, еду в метро… час пик, давка, короче, как всегда… Вдруг прижимает меня толпа к дверям, а там двое парней стоят. Молодые совсем, но уже не сопляки. И я случайно заглядываю одному в глаза. Вот как раз с того дня, когда мы из ущелья выползли, со мной такого и не бывало… Смотрю я и словно вижу сон наяву. Люди, вагон, плакаты, телевизоры с рекламой, все на месте, только между мной, этим парнем и всем миром как будто прозрачный экран развернут, а на нем кино идет. Все, как там у нас было. Горы, жара, враги бородатые… Только форма у ребят немного другая и не в таких банданах
