Такая элегантность достигается не самой одеждой, а умением ее носить. Это выше того среднего уровня, который даже в это время года встречается на виллах и в хороших отелях Сорренто, Амальфи и Капри.
В этой женщине есть нечто такое, отчего невольно провожаешь ее глазами. Может быть, дело в том, как она держится, как неторопливо и уверенно идет, небрежно сунув руку в кармашек вязаного жакета: эта манера присуща тем, кто всю жизнь твердо ступает по коврам, устилающим мир, который принадлежит им. А может быть, в том, как поворачивает голову к своим спутникам и смеется каким-то их словам или сама произносит что-то, но что именно – не слышно за поднятыми стеклами машины. Так или иначе, но на одно стремительное мгновение, как бывает, когда в голове вдруг вихрем проносятся разрозненные обрывки забытого было сна, Максу чудится, что он ее знает. Что узнаёт какой-то давний, дальний образ, жест, голос, смех. Все это так удивляет его, что, лишь вздрогнув от раздавшегося сзади требовательного гудка, он приходит в себя, включает первую передачу и проезжает немного вперед, не сводя глаз с троицы, которая уже пересекла площадь Тассо и заняла, не ища тени, столик на веранде бара «Фауно».
Макс уже почти на углу Корсо Италия, когда память его вновь будоражат знакомые ощущения, но на этот раз воспоминание конкретней – отчетливей лицо, внятнее голос. Яснее предстает какой-то эпизод или даже череда сцен. Удивление сменяется ошеломлением, и он давит на педаль тормоза так резко, что водитель задней машины опять сигналит ему в спину, а потом негодующе жестикулирует, когда «Ягуар» внезапно и стремительно уходит направо и притирается к обочине.
Макс вынимает ключ из замка зажигания и несколько секунд сидит неподвижно, разглядывая свои руки на руле. Потом вылезает из машины, натягивает тужурку и под пальмами, которыми обсажена площадь, шагает к террасе бара. Он встревожен. Он, можно даже сказать, напуган тем, что реальность вот-вот подтвердит смутное наитие. Троица все еще сидит на прежнем месте и занята оживленным разговором. Стараясь, чтобы не заметили, Макс прячется за кустами небольшого сквера, метрах в десяти от стола, и теперь женщина в твидовой шляпе обращена к нему в профиль: она болтает со своими спутниками, не подозревая, как внимательно за ней наблюдают. Да, вероятно, в свое время была очень хороша, думает Макс, лицо ее и сейчас, как принято говорить, хранит следы былой красоты. Может быть, это и есть та, о ком я думаю, размышляет он, мучаясь сомнениями, но определенно утверждать нельзя. Слишком много женских лиц промелькнуло за время, объявшее и «до», и долгое-долгое «после». По-прежнему скрываясь за кустами, он вглядывается, ловит какие-то ускользающие черточки, способные освежить память, но так и не может прийти ни к какому выводу. Наконец спохватывается: если будет торчать здесь и дальше, то непременно привлечет к себе внимание – и, обогнув террасу, усаживается за столик в глубине. Заказывает негрони
