грозно. Факиров старался ходить по прямым, а когда доходил до дома, то делал сразу резкий поворот.
Хвилищевский все еще стоял у дерева и смотрел на кору сквозь пенснэ своими близорукими глазами. Шея Хвилищевского была тонкая и морщинистая.
Тут все начали говорить о числах.
Хвилищевский уверял, что ему известно, что такое число, что если его написать по-китайски сверху вниз, то оно будет похоже на булочника.
– Ерунда, – сказал Факиров, – почему на булочника?
– А вы испробуйте и тогда сами убедитесь, – сказал Хвилищевский, проглотив слюну, отчего его воротничок подпрыгнул, а галстук съехал на сторону.
– Ну, какое же число? – спросил Факиров, доставая карандаш.
– Позвольте, это число я держу в тайне, – сказал Хвилищевский.
Неизвестно, чем бы это все кончилось, но тут вошел Уемов и принес много новостей.
Факиров сидел в своем синем бархатном жилете и курил трубку.
Числа – такая важная часть природы! И рост и действие – все число.
А слово – это сила.
Число и слово – наша мать.
5 октября <1933–1934>
14
Старичок чесался обеими руками. Там, где нельзя было достать двумя руками, старичок чесался одной, но зато быстро-быстро. И при этом быстро мигал глазами.
Из паровозной трубы шел пар или так называемый дым. И нарядная птица, влетая в этот дым, вылетала из него обсаленной и помятой.
Хвилищевский ел клюкву, стараясь не морщиться. Он ждал, что все скажут: какая сила характера! Но никто не сказал ничего.
Было слышно, как собака обнюхивала дверь. Хвилищевский зажал в кулаке зубную щетку и таращил глаза, чтобы лучше слышать. «Если собака войдет, – думал Хвилищевский – я ударю ее этой костяной ручкой прямо в висок!»
…Из коробки вышли какие-то пузыри. Хвилищевский на цыпочках удалился из комнаты и тихо прикрыл за собою дверь. «Черт с ней! – сказал себе Хвилищевский. – Меня не касается, что в ней лежит. В самом деле! Черт с ней!»
Хвилищевский хотел крикнуть: «Не пущу!» Но язык как-то подвернулся, и вышло: «Не пустю». Хвилищевский прищурил правый глаз и с достоинством вышел из залы. Но ему все-таки показалось, что он слышал, как хихикнул Цуккерман. <1933–1934>
15
О ровновесии
Теперь все знают, как опасно глотать камни.
Один даже мой знакомый сочинил такое выражение: «Кавео», что значит: «Камни внуть опасно». И хорошо сделал. «Кавео» легко запомнить, и как потребуется, так и вспомнишь сразу.
А служил этот мой знакомый истопником при паровозе. То по северной ветви ездил, а то в Москву. Звали его Николай Иванович Серпухов, а курил он папиросы «Ракета», 35 коп. коробка, и всегда говорил, что от них он меньше кашлем страдает, а от пятирублевых, говорит, я всегда задыхаюсь.
И вот случилось однажды Николаю Ивановичу попасть в «Европейскую» гостиницу, в ресторан. Сидит Николай Иванович за столиком,
