с изобретением уляжется и комиссия подпишет акт, он будет рад меня видеть у себя в учениках. А пока я должен слоняться где хочу и как могу добывать себе пропитание… Еще он что-то говорил о репутации и деловой хватке…
– Он что же, тебе даже патент не выдал? – теперь лицо Дейва выглядело крайне обеспокоенным.
Я кивнул.
– На виртуоза, видимо, надавили из Цеха. Ты же знаешь – неучам не видать степени как своих ушей. А если провалил испытание – тут и подавно держись, свои же сгноят. Так что теперь я вольная птица, только вот куда лететь – ума не приложу.
– Да, дела, – вздохнул друг. – Похоже, наши выжившие из ума учителя, как вино, достигли того возраста, когда напиток превращается в уксус, – и, махнув рукой, добавил: – Не переживай, найдем мы тебе работенку.
– Без патента? – я заметно приободрился. Проблемы, которые казались мне ядовитыми змеями, жалящими за пятки, отступили в мгновение ока. Хотя не скрою, некое волнение все же осталось. И Дейв это заметил.
– Не думай, скорняком не устрою. И дровосеком тоже. Будешь делать то, чему учился не один год.
– Хочешь сказать, что без подписи Цеха меня допустят к летным машинериям? – не поверил я.
Дейв заговорщически посмотрел по сторонам и, видимо, убедившись, что нас никто не подслушивает, изрек:
– Именно так. И если повезет, получишь степень самостоятельно, без участия твоего предателя-виртуоза.
Подняв кружки, мы громко чокнулись и сделали внушительный глоток. Оторвавшись от напитка, Дейв вытер рот рукавом, поманил меня пальцем и, перегнувшись через стол, тихо произнес:
– Только, чур, помалкивай! Кто спросит, лучше ничего не говори. Там болтунов не любят…
Я понимающе кивнул, совершенно не представляя, где находится это самое «там», куда он собирается меня отвести. Но вместо закономерного вопроса я клятвенно заявил:
– Я твой вечный должник.
– Будет время, сочтемся, – уверил меня Дейв. – Иначе и быть не может, медные шестеренки.
У входа послышался громкий топот, и в зал, словно стая бизонов, ввалились несколько высоких плечистых небесников. Все светловолосые, с короткими прическами под еж и маленькими косичками позади – как велел военный устав. Я слышал, что чем длиннее был этот символ принадлежности к братству летунов, тем больше был их авторитет. С одной стороны, несусветная глупость, а с другой – наглядное отличие. У военных же всегда так: меньше слов, больше дела. Покажи, насколько ты крут, и не трави понапрасну байки. А у небесников подобные постулаты являлись настоящей религией. Даже у тех, кто становился гражданским пилотом, угадывалась особая дисциплинированность, выправка и четко поставленная речь.
Обменявшись любезностями с хозяином паба, небесники заняли противоположный от нас столик и стали шумно обсуждать какой-то сложный или, скорее всего, единственный в мире неповторимый вираж.
Один из пилотов, прислонив правую ладонь к левой, стал крутить над столом
