На острове. Густав Даниловский

      «Ты знаешь, я силен. Как сон могилы,

      Проникну в них, возьму их жизнь и силы,

      Не оторву от тел их бледных губ,

      Все буду кровь сосать со злобой жадной,

      Пока в добычу смерти беспощадной

      Останется холодный, синий труп!»

      «Бездушный труп, лишенный чувств, свободный,

      В глубокой мгле останется один!

      Так задушу я мысль, «я злой, голодный,

      Могучий пан, я – Голод, царский сын!»

      И вся толпа злых демонов завыла:

      «Да, эти люди наши! Их светило

      Потушено! Скорей от света прочь

      Мы поведем их в пасмурную ночь

      С неволею и страхом леденящим!»

      Вдруг грянул гром, ужасен и могуч,

      И молния своим мечом блестящим

      Разсекла плащ суровых, хмурых туч.

      И силы мрака дрогнули толпой…

      В тревоге тайной вся их рать застыла.

      И тишина повисла над землей.

      Свой путь прервали вечные светила,

      И молния огнистой полосой

      Стояла в небе и горела светом,

      Разорванными тучами одетым,

      И месяц, точно рыцарь золотой,

      Держащий стражу полночи глухой,

      Остался в тишине необычайной.

      Мир ожидал чудес великой тайны.

      Оттуда, где терялся полосой,

      Ведущей к неизвестному чертогу,

      Путь Млечный, схожий с чистою росой,

      Где, потеряв обычную дорогу,

      Лишь изредка комета пролетит

      И след её волос огнем горит, —

      Оттуда духи выплыли толпою

      И близились огнистою рекою.

      Летела Мысль всех ближе в вышине,

      Прекрасная, с лицом богинь Эллады;

      Пытливостью её горели взгляды

      И чудно отражали в глубине

      Уверенность в могуществе и силе,

      Стремленье вечный разрешить вопрос…

      Разсеянным клубам туманной пыли,

      От века представляющей хаос,

      Она дала иные очертанья

      И мерный путь. Порядок мировой

      Явился в царство нового созданья

      И гордо поднял вечный скипетр свой.

      Вослед за нею Чувство направлялось;

      Его лицо в движеньи изменялось:

      На нем была то радость без границ,

      То грусть и боль, то пламенные грезы —

      И вдруг опять под бархатом ресниц

      Кристальные сверкали тихо слезы.

      Безумным ритмом пульс его стучал,

      Оно то бледно было, то румяно.

      И крови ток в груди его дрожал,

      Подобно лаве в кратере вулкана.