По шелесту шелковой юбки в темноте я догадалась о присутствии женщины; как только зажглась свеча, я тотчас же узнала, что спутница моего хозяина – грациозная дама с карими глазами, которую я так любила.
– Наконец, – сказал мой хозяин, – поездка окончена! Как хорошо в своем гнездышке! Как хорошо, моя милая, вернуться оттуда с подругой и хозяюшкой, подобной тебе! И можно ли сказать, что хоть одну минуту я тебя не обожал!
С этими словами он обнял ее, прижал к своему сердцу и их уста слились в одном настолько долгом поцелуе, что мне казалось ему не будет конца. Когда они наконец оторвались друг от друга и обвели взором комнату, с которой у них было связано так много прекрасных воспоминаний, вид у них был возбужденный.
– Посмотри, – сказал мой хозяин, – все вещи как бы смеются над нами; они хорошо знают как меня, так и тебя, кроме нас двоих они больше никого не видели; эта кровать, которая должна теперь быть холодной, приводилась в движение только тобой, и она, мне кажется, зовет тебя, желая тебе доставить то же удовольствие, что ты на ней некогда уже испытала.
Само собой разумеется, что они пришли вдвоем не только для того, чтобы осмотреть мебель, которая, по правде сказать, не стоила того внимания. Усталые от долгого пребывания в пути, утомленные непрерывной тряской при езде по железной дороге, они нуждались скорее в отдыхе, чем в шалостях.
Понятно, там произошла маленькая сценка любви, но сыграна она была тихо, без эксцессов.
Их возвращение не взбудоражило нашей застывшей жизни и того спокойствия, к которому мы уже привыкли.
С рассветом прелестная дама поднялась, оделась, не обращая внимания на детали туалета, и совершенно одна удалилась: понятно, что ее уход должен был совпасть с прибытием утреннего поезда, к которому она, по всей вероятности, хотела поспеть.
Зима была на исходе; чувствовалось приближение весны. Хотя каштаны еще не покрылись листьями, но почки их уж распустились. Несмотря на то, что мне, кушетке, не представлялось случая посмотреть в окно на деревья, я всегда угадывала времена года…
На этом оканчиваются мои воспоминания и начинаются Мемуары.
VI
День после приезда прошел спокойно. Мой хозяин долго разбирал свой большой чемодан. У него был вид потрясенного человека. Я полагаю даже, что у него не могло быть хорошего расположения духа, впрочем, ему не представился случай проявить свое настроение. В продолжение долгого времени он сидел за маленьким столиком и читал письма, в большом количестве полученные в его отсутствие. Я не знаю содержание этих писем, но, вероятно, некоторые из них сильно взволновали его. Он не только завтракал дома, но отказался выйти пообедать. Швейцар отправился в соседний ресторан сделать заказ для моего хозяина. Напрасно я старалась угадать, что с ним происходило; я еще не знала всей правды, когда он нетерпеливо и раздражительно воскликнул:
– Итак, начать сначала!.. И у меня не было мужества разделаться с этой
