вдруг говорят: «Тсс!», и в зале наступает полная тишина. Так что как раз в тот момент, когда ненавистный противник, владевший мячом, останавливался, собираясь бросить его в корзину, Полковник вставал и кричал что-нибудь вроде:
– Бога ради, сбрей уже волосы на спине!
Или:
– Моя душа нуждается в спасении. Вы меня не исповедуете после броска?!
К концу третьей четверти тренер команды из Христианской школы попросил тайм-аут и пожаловался судье на Полковника, сердито тыча пальцем в его сторону. Мы проигрывали со счетом 56: 13. Полковник встал:
– Что такое? Проблемы какие-то?!
Тренер заорал:
– Ты моим игрокам мешаешь!
– ТАК В ЭТОМ-ТО И СМЫСЛ, ШЕРЛОК! – прокричал Полковник в ответ.
Судья выгнал его из зала. Я ушел с ним.
– Меня уже тридцать седьмой раз подряд вышвыривают, – сообщил он.
– Хреново.
– Да. Раз-другой мне приходилось идти на реально безумные выходки. Однажды я выбежал на площадку секунд за одиннадцать до конца и спер мяч у противников. Не очень-то хорошо это смотрелось. Но мне надо свою звезданутую репутацию поддерживать.
Полковник бросился бежать, радуясь своему изгнанию, и я потрусил за ним по пятам. Мне тоже хотелось быть звезданутым, хотелось быть ярким человеком и постоянно отжигать. Но пока я просто довольствовался знакомством с такими людьми, которым был нужен так же, как комете нужен хвост.
за сто восемь дней
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ доктор Хайд попросил меня задержаться после урока. Представ перед ним, я впервые осознал, насколько он ссутулился, и он вдруг показался мне очень грустным и каким-то старым.
– Тебе нравятся мои лекции, да?
– Да, сэр.
– На обдумывание теории буддистов о всеобщей взаимосвязи у тебя есть целая жизнь. – Учитель говорил так, словно весь текст написал ранее, выучил наизусть, а теперь читает по памяти. – Но глядя из окна, ты упустил не менее интересное положение буддизма – их рекомендацию в любой момент повседневности находиться в настоящем, присутствовать в текущем мгновении. Быть на уроке. А потом, когда он закончится, присутствовать там, – сказал он, указывая кивком головы на озеро и холм.
– Да, сэр.
за сто один день
В ПЕРВОЕ ЖЕ ОКТЯБРЬСКОЕ УТРО я понял, что что-то не так, как только у меня хватило сил подняться, чтобы выключить будильник. Постель как-то странно пахла. И ощущения тоже были какие-то непривычные. Через минуту туман в голове более-менее рассеялся, и до меня дошло: мне было холодно. То есть, по крайней мере, маленький вентилятор захотелось выключить.
– Холодно! – заорал я.
– О боже. Сколько времени? – раздалось сверху.
– Восемь ноль четыре, – ответил я.
Полковник, у которого будильника не было, но который почти всегда просыпался и принимал душ до того, как прозвонит мой, свесил с кровати свои коротенькие ножки, спрыгнул и бросился к комоду.
– Похоже, возможность принять душ я уже проворонил, – сказал
