ись прорезиненными теннисками таких размеров, что они больше напоминали не обувь, а лодки, зашнурованные брезентовыми чехлами. Димка ощутил себя лилипутом в стране великанов, и его напор отчего-то увял. Ему ничего больше не оставалось, как вернуться в хвост очереди и терпеливо дожидаться решения своей судьбы.
Массивные стены старого здания «о восьми кирпичах» едва защищали от августовской жары. Духоту разгоняли газетами. Вернее, газетой – в руках у каждого как мандат мелькал один и тот же номер «Ленинградской правды» недельной давности. Тот самый номер, где на четвертой странице была напечатана информация – всего пять строчек – о начале приема заявлений. А Димка еще надеялся, что на заметку, может быть, не все обратят внимание. Но у газеты был слишком большой тираж.
Очередь негромко гудела разговорами, которые сливались в монотонный шум, как от трансформатора.
– Не мерзнешь? – спросил Димкин сосед у парня в синем морском кителе и настоящих суконных клешах.
– Форма! Просто привык, – мужественно ответил тот. Хотя на шерстяном кителе явственно обозначились влажные разводы, парень даже не расстегнул крючки стоячего глухого воротничка.
– А я испугался. Неужели, думаю, малярия? – не отставал мальчишка в выцветшей футболке. – Ты смотри, с малярией медкомиссия не пропустит.
– О своем здоровье думай! – обозлился «синий китель». – Мы еще посмотрим, кого не пропустят! – И в подтверждение своих слов он вытащил из нагрудного кармана какую-то бумажку с печатью и, не выпуская ее из рук, дал прочитать ближайшим соседям.
– У этого дядя в Кронштадте служит, капитан первого ранга, – с уважением разнеслось по очереди. – Чего такому бояться? Ходатайство и печать гербовая…
Аргумент был столь убедительным, что даже парень в футболке сбавил тон и спросил:
– На каком корабле он плавает?
– Не плавает, а ходит! – строго поправил племянник.
– Ну, ходит. Может быть, мы с братом его в море встречали? Позавчера разошлись бортами с каким-то миноносцем.
– Ты? В море? – удивилась очередь. Внимание переключилось на «футболку». «Футболка» тряхнул модной косой челкой и стал с удовольствием рассказывать:
– У нас с братом собственный швертбот. Обшивка, ребра – все из красного дерева. А мачта лакированная. Мы выменяли его весной на рыбацкую лодку…
У Димки Майдана сжималось сердце… У него только табель и характеристика из школы, где сказано, что он «живой и любознательный ребенок». Учительница собиралась написать «шалун», но посмотрела в тоскливые Димкины глаза, махнула рукой и переправила на «живой». Нет у Майдана никого из родственников в моряках, вообще никого нет – только отчим и мачеха, не имеет он права щеголять красивыми морскими словами, которые так вкусно хрустят на зубах у соседа с косой челкой.
– Ну, пошли мы от Куоккалы на Лахту, домой, – между тем продолжал «футболка». – Брат сидел на руле, а я следил за парусами.
– На шкотах! – уточнил «синий китель» и как знающий человек заслужил уважительные взгляды публики.
– Брат как закричит: «Жорка, держись!» Тут началось такое…
Рассказывать дальше было опасно. Жорка помнил, как неотвратимо бежала навстречу шершавая полоса воды, как он растерялся и забыл размотать веревки с медной загогулины. А когда опомнился, они оба уже барахтались в воде.
– В общем, суток пять штормовали, – быстро закончил Жорка.
Но среди слушателей оказались ребята, которые кое в чем разбирались.
– Постой, постой, – удивился крупный мальчишка со значком «Юный моряк». – В Финском заливе пять суток? И шторма последнее время не было… Скажи уж прямо – перевернуло шквалом. Так?
– Оверкиль! – ехидно уточнил «синий китель».
Очередь заулыбалась. Проще всего было бы соврать, но Жорка не смог. Он медленно побагровел и признался:
– Выбросило на меляк у Лисьего носа…
Громче всех смеялся «синий китель»:
– Моряком еще не стал, а водички нахлебался. Нам таких «подмоченных» командиров не надо…
– Кому это «нам»? Тебе? Или дядюшке? – вступился за Жорку парень со значком. – Как говорят в Одессе, это «две большие разницы».
Жорка упрямо смотрел себе под ноги. Мать их встретила тогда со слезами. Отец был хмур, но ругаться не стал. Отец протянул Жорке свежую газету, ту самую «Ленинградскую правду», и сказал:
– Чем попусту тонуть, иди-ка, парень, учиться!
– Все равно его, хлюпика, не примут, – неожиданно запротестовал брат. Эти слова оглушили Жорку, как удар из-за угла.
– Примут, –
