лица у них, всегда такие веселые, довольные, становились все серьезнее и серьезнее. Как ни стараются они по-прежнему хохотать, смех у них выходит какой-то сдавленный, невеселый.
А старуха Нужда смеется все громче да громче, приплясывает, скачет…
Прошел день, другой, третий – и в Веселом царстве не слышно уже раскатов смеха. Раздается только странный, хриплый, неприветливый хохот старухи Нужды…
Прошло еще несколько времени – и в Веселом царстве совсем не стало больше слышно смеха. Люди точно разучились смеяться.
Даже сам царь и тот не смеялся больше. Лицо у него стало грустное-прегрустное, а глаза, которые умели только улыбаться, теперь блуждающе смотрят вдаль, где старуха Нужда, переходя из дома в дом, все смеется, скачет, приплясывает. И где только она покажется, люди сразу разучаются смеяться.
– Перестань же, старуха! – кричат ей.
Но старуха не унимается.
– Ха-ха-ха! Заставили вы меня смеяться, – отвечает она, – теперь я не могу перестать…
– И с тех пор Веселое царство превратилось в царство грусти.
Мельник Нарцисс
Стояла мельница над синей рекой, стояла и пела. И все в ней пело: и колеса, сквозь которые струилась вода, и тяжелые жернова, и сам мельник, юноша восемнадцати лет, которого звали Нарциссом.
Мельник-юноша пел громче и слаще всего. Хорошо пел. Люди слушали его и говорили:
– Ровно птица небесная поет-заливается Нарцисс…
И правда их была. Серебряным ручьем, струею гремучей, арфой невидимой, золотою, ангельским голосом заливался мельник Нарцисс.
Был он на свете круглым сиротою. Не помнил ни матери, ни отца. Умерли они рано. Было ему, Нарциссу, несколько месяцев в то время. Старый мельник пожалел сироту-мальчика, взял его к себе, воспитывал, точно родного сына, а умирая оставил мельницу Нарциссу. И вот на мельнице стал хозяйничать сам Нарцисс. Хозяйничает и поет.
Ах, поет!
Птицы Божие завидуют его голосу звонкому. Люди не надивятся его веселому, счастливому, всегда довольному лицу.
– И чего он весел? – спрашивают. – И чего заливается? У других забота и печаль, а у него песня звонкая да радостная улыбка не сходят с уст. А сам одинок, сирота и беден как церковная мышь. Что толку, что есть у него мельница? Зерна ему молоть возят мало, платят немного: бедные люди кругом живут, платить больше не могут, не из чего! А ему и горя мало. Поет, соловьем разливается, даром что впроголодь живет.
Услыхала про веселого, довольного мельника злая, коварная колдунья Урсула и захотела увидеть воочию людскую радость. Спряталась она под мельничное колесо и стала поджидать диковинного мельника, что так доволен своей судьбой. Известное дело: злая колдунья не может видеть без зависти счастливых, довольных людей.
Видит – действительно счастлив и доволен своею судьбою мельник и весело улыбается и поет, поет.
– Ну, постой же ты,
