щурится на синий дисплей.
– Очки в номере, – жалуется она.
– Дай взглянуть, – просит Шустов.
Он набирает несколько слов по-русски и они превращаются в корейские иероглифы. Он подходит к кореянке и предлагает взглянуть на дисплей. Та смотрит, качает головой, машет руками. Наконец она о чем-то просит одного из парней в синей робе. Тот берет смартфон, выпячивает нижнюю губу и быстро набирает ответ. Шустов читает:
– Не по обязанности, а по службе… Что за тарабарщина…
– Наверное, не в службу, а в дружбу, – догадывается Кристина.
Они благодарят всех и выходят на улицу.
Уже темно, всюду горят фонари, окна, вывески. По дороге проносятся автомобили.
– Ума не приложу, – говорит Кристина, – что это их заставило… Может, какое-то благотворительное заведение?
– Столовка для бомжей? – спрашивает Шустов и оглядывается.
– Но те ребята в синих комбинезонах на бомжей совсем не похожи…
– Может, день открытых дверей? Ну что-то типа того.
– Да нет, обычное кафе, нет никаких таких объявлений.
– Короче, загадочная корейская душа, – заключает Шустов. – И у них она загадочная. У финнов, кстати, тоже. Как напьются, лапландские песни поют.
Они озираются. Всюду высятся сияющие высотные дома, гостиницы. Кристина снова включает смартфон, передает его Шустову и просит посмотреть, где они находятся, с помощью GPS. Тот смотрит, переспрашивает название гостиницы. Оказывается, они в центре, до гостиницы идти пешком полчаса. И они идут по улицам, залитым светом фонарей, реклам, витрин. Вдруг видят впереди какую-то древнюю черепичную крышу с характерными загнутыми кверху краями.
– Какое-то историческое сооружение… Врата Сун-не-мун, – читает он по карте.
И они смотрят друг на друга. Лицо Кристины кажется очень бледным в свете витрин. А у Шустова половина лица черная. Мимо идут жители и приезжие, все как будто на одно лицо.
Перед витриной с обувью Кристина останавливается. Они заходят в магазин. Кристина мерит одни сапоги, другие, третьи, ничего не подходит. Молодая симпатичная продавщица с плохо скрываемым изумлением смотрит на сапоги Кристины.
– Все тесное, – говорит Кристина. – Не для моей подагры.
– Давай купим кроссовки.
– И в кроссовках я пойду на конференцию?
– Ну, я не знаю, в чем там ходят. В смокингах, что ли? Сейчас даже в Мариинку ходят в джинсах и кедах, и ничего.
– У меня другое воспитание.
– Ну да, ну да, папа в Смольном работал, я помню, на черной «Волге» разъезжал… Но ты ведь когда-то от всего этого и сбежала в заповедник, в зимовьюшку на горе Бедного Света? – спрашивает он уже на улице.
Кристина вздыхает.
Шустов ожидающе смотрит на нее сбоку. Но Кристина молчит.
– Так и не понятно, – заключает он, – о чем был этот вздох. О папиной «Волге» или о пихтовых нарах в зимовье.
Кристина не
