не только на людей, но и на Вечных, и даже на Истинных. Иногда Начо думал, что если бы Гвинн хотел, то мог бы прийти на телевидение и внушить всему миру желание подчиняться лишь ему одному, став властителем планеты. Сам Гвинн лишь посмеялся, сказав, что так это не работает, да и не хочет он быть королем – ни мира, ни отдельно взятого куска земли.
Гвинн всегда был душой общества и управлял им совершенно иначе, чем другие Истинные, подталкивая людей и Вечных к великим свершениям, нашептывая идеи, благословляя на подвиги, подводя к решениям, от которых менялся сам ход истории. Ходили слухи, что все лучшее и худшее, что совершило человечество, дело рук Гвинна – от импрессионизма до атомной бомбы, от телевидения до полетов в космос. Но то были лишь слухи, которые Гвинн никогда не опровергал и не подтверждал.
Начо знал Гвинна как друга и балагура. И, как многие обычные люди, был в него немного влюблен. Это происходило вне зависимости от сексуальной ориентации и предпочтений человека. Гвинн вызывал сильные чувства, и даже Истинные не могли противостоять ему и тем сильнее ненавидели потом. Дело было не только в силе крови, а он был щедро одарен талантами. Просто Гвинн был невероятно красив и явно внешне больше походил на мать, чем на отца. Высокий, великолепного телосложения – хоть и худощавый, но гибкий и сильный, как танцовщик. Не совсем идеальные черты делали его лишь лучше: и слегка угловатое лицо, и надменный подбородок, и нос с небольшой кривизной, и прекрасные губы, которые легко складывались в улыбку и еще чаще – в усмешку. Его волосы были оттенка светлого золота. Но главное – глаза. Глаза Гвинна были самого невероятного из возможных цветов – темно-лавандовые. Они меняли оттенок в зависимости от его настроения, то доходя до индиго, то становясь как аметист. В особых случаях, как сейчас, на короткий срок Гвинн мог менять цвет на привычный людям, но, как он сам говорил, приказывать себе совсем не то же самое, что другим. Это практически невозможно.
Он будто сошел с картин эпохи Возрождения или прерафаэлитов. Начо пару раз видел портреты, весьма похожие внешне на Гвинна. Правда, чаще всего это были женщины. На прямой вопрос, не позировал ли он случайно, переодевшись в платье, Гвинн лишь отмахнулся от Начо с обворожительной улыбкой: «Разные были времена, чего не сделаешь ради удовольствия». И засмеялся. Больше они к этой теме не возвращались.
Сейчас Гвинна было не узнать. Прежде всего, потому что его явно что-то беспокоило, а он редко так выходил из себя.
– Гвинн, почему ты выглядишь как плохая пародия на болливудское кино? Почему ты вообще в Индии?
– Начо, я редко тебя о чем-то просил.
– Начало не обнадеживающее, – выдохнул Начо, и Гвинн скривился. – Рассказывай.
– Не могу, Начо, не могу. Гораздо лучше будет, если ты как командор Легиона останешься в неведении. Кажется, мне скоро придется совершить ошибку, может быть, не одну. – Гвинн умолк, закусив губу. Он посмотрел в сторону. – Не уверен, что это приведет к
