что я являюсь как бы предвестником боли.
– Наверное, так, я не знаю.
– Вам неприятно в дальнейшем прикосновение рук. Так?
– Да.
Я раздумывал, не произнося ничего для него: – Надо попробовать. Если он забудет меня, то возможно и исчезнет источник боли, и как следствие в дальнейшем он не будет бояться прикосновения девушек к своему лицу.
– Давайте я погляжу ваши глаза. Посмотрите вправо, теперь влево, не поворачивая головы, – это была моя маленькая уловка, чтобы не привлекать его внимания. Я наклонился над ним и словно рассматривал его глаза, а сам мысленно приказал: «Забудь. Забудь меня, что ты меня видел. Ты меня не видел и не знаешь, ни здесь, ни в операционной».
После этого, не говоря ни слова я встал, и вышел из палаты. Катя ждала в коридоре:
– Передай дежурной сестре, чтобы дала снотворное, и как только проснется, чтобы известили меня. Передайте, что это мое распоряжение. Напугай их, что это важный пациент. Потом жду тебя. Начнем прием.
– Хорошо, – и она направилась к столу дежурной сестры.
Вернувшись в кабинет, я посмотрел график работы на ближайшие дни. Ничего особенного не было, что было приятно. Катя, вернувшись, сообщила, что в коридоре сидит жуткая женщина.
– Чем же?
– Когда войдет, увидите. Мне трудно ее описать.
– Приглашай, посмотрим.
Она открыла дверь и обратилась: – проходите, – и пропустила впереди себя женщину.
Катя была права. Назвать эту женщину женщиной можно было только потому, что она была в платье. На ее костлявой фигуре, темно-зеленый балахон болтался, как на чучеле. Одежда не могла ее обтекать, так как обтекать было нечего. Она была пучеглаза с чуть скошенным подбородком. Выражение лица было настолько кислым, что даже оптимист, каким я себя считал, превратиться в пессимиста. В глазах застыло сонное выражение. Видимо зная о своем лице не понаслышке, он представляла, что оно выражает. Она попыталась улыбнуться, но у нее это не получилось. Я ей дружески улыбнулся:
– Проходите, присаживайтесь.
Пока она шла от двери к столу, я мысленно удивился ее походке. Она медленно делала шаги, как будто хотела, чтобы на ней подольше задержали внимание. И это ей удавалось. От такого зрелища нельзя было оторваться. Ее манера напоминала мне птицу. Сначала не мог вспомнить кого, но потом, когда она уже ушла, я, глядя ей в спину, вспомнил – индюшка. Прямого сходства не было, кроме движений, к тому же индюшка не пользовалась косметикой.
Ей было сорок лет, она не была замужем, детей не было. «Еще бы, хотелось бы взглянуть на этого любителя авангардизма, и на детей. Но что она была такая не ее вина». Природа словно лепила ее лицо из того, что было под рукой, даже не пытаясь посмотреть на промежуточный результат. Никакого, даже предварительного наброска. Все части лица в целом не были ужасными, но все вместе одновременно не складывались в гармонию.
Я сразу понял, зачем она пришла. В ходе обследования я наметил порядок работы. Сказал, что все возможно, но операций
