Божественный! Исполняется предсказание! Лев рычит в римском Капитолии, умирающий человек – это Птоломей – македонское отродье, рассеянное, как плевелы, по всей стране Нила. Вместе с македонянами и лагидами ты поразишь и римского льва. Но македонская собака постыдно убежит, и римский лев поразит ее, а ты поразишь льва, – и дорогая страна Кеми будет вновь свободна, свободна! Только будь чист, как повелели боги! Ты – сын царственного дома! Надежда Кеми! Берегись только женщины-губительницы, и все сбудется, что я сказала! Я бедна, несчастна и убита горем. Я согрешила, рассказав и открыв великую тайну, и за этот грех дорого заплатила своей плотью и кровью, но ради тебя я охотно отдам все. Во мне уцелела еще мудрость нашего народа, и перед богами все равны. Они не отталкивают от себя бедняков. Божественная матерь Изида говорила со мной прошлой ночью, приказала мне собрать лекарственных трав и рассказать тебе все знамения. И все сбудется так, как я сказала, если ты устоишь против великого искушения. Пойди сюда, царственный юноша!
Атуа поставила меня на самом берегу канала, вода которого была глубока и прозрачна.
– Посмотри на это лицо, которое отражается в воде! Разве не достойно это чело двойной царской короны?
Разве в этих прекрасных глазах не светится царское величие? Разве творец наш, великий Пта, не для того создал этот стан, чтобы облечь его царской лентой и привлекать взоры людей, которые в лице твоем видят Бога?
Слушай же, слушай! – продолжала старуха уже другим, визгливым, старушечьим голосом. – Не будь глупцом, мальчик, царапина льва – вещь опасная. Она ядовита, как укус змеи, – ее надо лечить, иначе она будет гноиться, ты будешь бредить львами и змеями, царапина превратится в язву. Но я умею помочь, умею. Я не совсем еще глупа. Заметь, все сходится: в безумии заключается мудрость, а в мудрости много безумия. Ля! Ля! Ля! Сам фараон не сумеет сказать, где начинается одно и где кончается другое. Ну, не гляди же так печально, словно кот в красном платье, как говорят в Александрии. Дай мне положить целебной травы на твою рану, и через шесть дней ты будешь совсем здоров, и кожа твоя будет опять нежна и бела, как у трехлетнего ребенка. Нужды нет, что будет немножко больно, мальчик. Клянусь тем, кто спит в Абуфисе, клянусь Озирисом, от этой царапины не останется и следа, ты будешь чист и здоров, как жертва Изиды в новолуние, если позволишь мне приложить этих трав. Не так ли, добрые люди? – обратилась Атуа к толпе, собравшейся около нас, пока она пророчествовала. – Я произнесла над ним заговор, который очень помогает моему лечению. Ля! Ля! Нет ничего лучше заговора. Если вы верите в него, приходите ко мне, когда ваши жены бесплодны. Это будет лучше, чем царапать столбы в храме Озириса, я уверена. Я сделаю их плодовитыми, как двадцатилетние пальмы. Но, видите ли, надо знать заговор, все приходит к своему концу! Ля! Ля!
Слушая все это, я, Гармахис, приложил руку к голове, не зная, брежу ли я или вижу все это во сне, но, оглянувшись кругом, заметил в толпе седоволосого человека, который зорко наблюдал за нами. После я узнал, что это был шпион
