присылали тревожные донесения о новых укреплениях.
– Мы можем оставить всякую надежду, что нам когда-нибудь удастся истребить их под корень, – предрек Радетик через три года после потери ущелья.
Разведка только что донесла о быстром разрастании крепости-дворца, охранявшего Малахитовый трон. В донесении также говорилось, что у Эль-Мюрида теперь постоянная свита из тысячи воинов, половину которых составляли фанатики-Непобедимые. Насеф и его приспешник Карим совершали все более смелые вылазки, давая советы грабившим пустыню от имени Эль-Мюрида мародерам, а иногда и прямо их направляя.
– Они словно призраки, – пробормотал как-то раз Фуад. – Юсиф, тебе стоило позволить мне убить Насефа, когда была возможность. Он одновременно и повсюду и нигде, и мне не вызвать его на бой.
– Что за приступ меланхолии во время партизанской войны? – спросил Радетик. – Естественно, Насеф не будет оставаться на месте – иначе ему всыпали бы по первое число. Дай ему цель, против которой он не сможет устоять. Приготовь для него сюрприз.
– Шпионы предупредят его за два дня до того, как мы на это решимся, – ответил Юсиф.
– Знаю. Единственная надежда – что вам удастся вонзить ему или Эль-Мюриду нож в спину.
– Мы пытались, – проворчал Фуад.
– Пытайтесь дальше. С каждым днем мы понемногу отступаем. Они нас изматывают. Пока Абуд воспринимает происходящее как некую стычку между Юсифом и Эль-Мюридом, не понимая, что война может затопить все королевство, нам ничего не остается, кроме как держаться. И – молиться, что они совершат какую-нибудь роковую глупость раньше нас.
– Как идут дела с твоей монографией, Мегелин? – спросил Юсиф.
Именно незаконченная монография стала для Радетика поводом остаться. Покраснев и сжав плечо Гаруна, он ответил:
– Дьявольски медленно. Война постоянно мешает. Едва остается время преподавать, не говоря уже о том, чтобы писать.
Со временем Радетик стал кем-то намного большим, чем просто наставником. В каком-то смысле он занял властное положение за спиной валига. Юсиф все чаще обращался к нему за советами и все чаще им следовал.
Эль-Мюрид признал новую значимость Радетика в недавней проповеди, назвав его одним из тринадцати баронов ада на земле, приспешников зла, которых оно послало, чтобы надругаться над правоверными. Мегелин удивился, узнав о своем знатном титуле, – он думал, что его больше заслуживает Юсиф.
Радетик воплощал в жизнь политику Юсифа без особой спешки, давая валигу набраться сил и выиграть время. Он надеялся, что к Абуду наконец вернется здравомыслие или что Насеф собственными поступками сам обречет себя на поражение.
Он писал бесчисленные предостерегающие письма с печатью Юсифа всем, кто был близок к Абуду. Ему удалось найти нескольких сочувствующих, но кронпринц Фарид был единственным, кто мог хоть как-то повлиять на политику короля.
Юный
