стали сама история и ее герой, так что в конечном итоге получился обвинительный памфлет, своего рода объявление войны заполонившей город мерзости. Та страстная статья произвела настоящий фурор.
Дело не ограничилось хорошей премией от редакции. Изменилась вся его жизнь: его позвали работать в другое издание – хоть и не очень большое, но пользующееся успехом у читателей.
Журналист, который до сих пор жил в бедности, которому приходилось приспосабливаться и ловчить, чтобы не умереть с голоду, решил, что теперь, добившись успеха, он заживет припеваючи, счастливо и благополучно.
Но вышло иначе. Выбравшись из жестокой нужды, он вначале ощутил блаженство, словно человек, который продрог и, придя домой, наконец укутался в теплое одеяло. Очень скоро ему стало казаться, будто он вырядился в чужую одежду, неудобную, сковывающую движения.
Раньше любые неудобства и беды представлялись ему лишь препятствиями на пути, а теперь возникло такое чувство, словно он оказался на чужом, неверном пути. Ему стало неуютно и беспокойно.
Он был убежден, что несчастья обрушиваются на человека извне, и потому даже не задумывался о бедах, которые приходят изнутри. Он полагал, что лишь тот может справиться с горькой долей, кто изначально родился, как говорят, с золотой ложкой во рту, у остальных такого везения нет, а родиться в семье бедняков – это вообще клеймо на всю жизнь.
И вот, внезапно получив, благодаря Опарышу, все, о чем он так мечтал, журналист вдруг осознал, что он вовсе не так счастлив, как может показаться. Это не было капризом человека сытого, который наелся всего и теперь с жиру бесится. Наверное, правильнее было бы назвать это болезнью роста: так бывает, когда душа взрослеет и крепнет.
Статья об Опарыше изменила все. Журналист, наконец, ухватился за возможность познать себя, заглянуть в самые глубины своей души, которые не хотел замечать в те дни, когда ему казалось, будто миром правят только власть и деньги.
Он встретил людей из высшего общества и, заглянув в их низкие души, вдруг осознал, что вовсе не хочет с ними сближаться. Да, раньше ему вечно приходилось скулить: мол, мне очень жаль, но у меня не было другого выхода. И все же в глубине души он не был испорченным человеком. Да, он всегда был недоволен своей жизнью, но, если разобраться, и недоволен-то был потому, что душа его истомилась по чистоте.
Почти все люди, живущие в том мире, куда он страстно мечтал попасть, показались ему больными. Их мысли представились непостижимыми для его разума, как мысли летучих мышей или змей. Казалось, у них только людская оболочка, а речь и поступки, словно у жутких инопланетных тварей. Он не понимал их, и общение с ними сделалось невыносимым.
Оглядываясь назад, журналист видел, насколько глупо было искать одобрения окружающих, как бессмысленно было поддаваться чувству неполноценности, если получить это одобрение не удавалось. Гораздо важнее оказалось то, как ты оцениваешь себя сам. Если ты не веришь в
