Шучу, конечно, утешил бы самозванку, но этого не понадобилось, дитя Эрнеста Хартли не слишком смущалось на сцене.
Было и отличие в нашем детстве, связанное вовсе не с состоятельностью или бедностью: пусть не слишком благополучная, пусть почти нищая, но у тебя была сама семья. У меня ее с шести лет не было.
Нет, мои родители никуда не делись, не развелись, не стали жить отдельно, но они оставили меня в монастырской школе Рохемптона. Мама сумела убедить даже матушку Эштон Кейз, директрису школы, что я вполне гожусь для исключительно строгого воспитания в этом заведении. Я пыталась умолить отца не оставлять меня у чужих и так далеко от дома, цеплялась за него (вот это отчаяние я помню), обиделась за то, что он не пошел против воли мамы, долго не могла простить…
С этого времени у меня не было родительской семьи, только своя собственная с Ли Холманом и с тобой. Мне даже учиться быть хорошей женой не у кого. Конечно, в монастырских школах (сначала одной, потом других) нас многому научили, но куда предпочтительней домашний опыт. Иногда я думаю, насколько это неправильно – обучать детей в отрыве от дома. Возможно, на мальчиков это влияет меньше, они должны быть мужественными, но девочек уродует наверняка.
Умение вести хозяйство, шить, вышивать, гладить или готовить – это еще не все, это, так сказать, техническая сторона дела, ей научиться проще всего, если не умеешь, можно поручить слугам. Совсем иное дело – взаимоотношения в семье, между мужчиной и женщиной, к детям, даже к гостям. Моя мама подала мне дурной пример, определив в далекую от дома школу в столь раннем возрасте. Позже я не увидела ничего катастрофического в том, чтобы оставить собственную дочь, уйдя из дома.
Нет-нет, я ни в коем случае не обвиняю маму, но, не получив в детстве опыта жизни с мамой, я лишила таковой и свою дочь. Конечно, это стоило мне немало слез и переживаний, но, как бы ни было ужасно, между Сюзанной и тобой, Ларри, я выбрала тебя. И только благодаря Ли и моей маме отношения с дочерью постепенно наладились, хотя подозреваю, что она никогда не простит мне такого выбора.
Монастырские школы приучили к жесткой дисциплине, к порядку во всем, к тому, что требовать чего-то особенного недопустимо.
Я знаю, Ларри, ты убеждаешь всех, что твоя жена капризна, не знает отказа ни в чем, не знает слова «нет», мол, все для меня, любая прихоть выполнима. Я молчу, хотя это вовсе не так. Ты сам мог бы вспомнить что-то, что выглядело бы невыполнимым капризом, но вопреки здравому смыслу и возможностям было выполнено, потому что я этого пожелала? Будь честен, дорогой, я желаю только то, что ты можешь выполнить либо готов сделать. Букет цветов – каприз? Или просьба к гостям курить только определенные сигареты, потому что дым других вызывает у меня кашель?
Ты знаешь более послушную женщину, готовую даже видеться с собственным ребенком тайно, поскольку это не нравится любовнику, актрису, готовую отказаться от любой роли, потому что роль неугодна мужу, жену, готовую, несмотря на больные легкие, превратить сырой каменный мешок в очаровательное гнездышко,
