перец, у вас проблема», – п одумал доктор, а вслух сказал:
– Прекрасно, выкладывайте.
Вместо ответа старушка водрузила на белоснежный стол двухлитровую банку варенья:
– Э то вам, доктор, черничное, для глаз. Перекрутка – свежайшая.
– Спасибо! – И скренне удивился доктор и не сразу нашелся, что еще сказать, поэтому просто подарил пациентам хороший, мирный, дружелюбный взгляд.
– Доктор, моя внучка ведет себя необычно, как бы это сказать… спасает мир.
– Ну и…? – Банка мешала разглядывать пришедших, и доктор убрал ее под стол. Старушка многозначительно кивнула. Если бы не суетливость, она сошла бы за одну из тех рембрандтовских старушек, при взгляде на которых щемит сердце и думается о неминуемой собственной старости.
– Моей внучке, доктор, постоянно снятся сны про спасение мира, она смотрит фильмы про спасение мира и читает одну фантастику.
– Что ж в этом плохого? – спросил доктор, мысленно разливая варенье по маленьким баночкам и раздаривая его близоруким друзьям и родственникам. – Это нормально в ее возрасте.
– Но еще совсем недавно она была здоровым ребенком, обычной девочкой, даже стихи сочиняла.
– Какого содержания? – спросил доктор, стараясь принять когда-то удачно найденную позу, при которой голодное урчание живота почти не слышно окружающим.
– Ася, почитай доктору свои стихи.
– А че читать? – нахмурилась Ася.
– На ваш выбор, – с казал доктор, – н а ваш выбор, что-нибудь из любимых.
Ася покраснела, наклонила вперед голову (любопытные рыбки в аквариуме шарахнулись от стекла и спрятались в водорослях) и низким голосом, почти шепотом, прочла:
У меня растет нога, скоро мне тринадцать,
Что же делать мне тогда, во что обуватьца?
Я на танцы не хожу, нет туда дороги —
Я носки себе вяжу, чтоб не мерзли ноги.
Бабушка вся напряглась, сжалась и с мольбой посмотрела на Григория Ивановича.
– Ну что ж, вполне искренне. Вы любите Маяковского?
Ася улыбнулась, зловеще сверкнув скобой для выпрямления зубов.
– Доктор, – п еребила старушка, – о на дерется, она ругается, она даже… матюгается!
– Попробуйте сместить акцент ее интересов на поэзию, – доктор взглянул на старушку, и, не отыскав и капли разумения в ее глазах, раздраженно добавил: – Попросите школьную учительницу поместить в стенгазете ее стихи. Вам нужно вдохновить ее, ободрить. Ничто так не лечит людей, как вера в них… в их талант (он грустно взглянул на свою тетрадку). Поэзия – она лучшее лекарство… Ну а на ночь валериану, пустырник, мяту. Глицин не забудьте. Мелатонин на ночь, если бессонница. Успехов вам и всего хорошего. – Григорий Иванович, чтобы скрыть раздражение, принялся внимательно рассматривать розовую папку и ласкать ее подушечками пальцев.
– Спасибо, доктор, – молвила старушка и стрельнула
