в модных нарядах самых трендовых расцветок и фасонов молча отследили полет белого листа и дружно, как по команде, уставились на Натку.
– Ну так завертелось же, закружилось, – разведя руками, объяснила она.
Вновь заскрипели половицы.
– И помчалось колесом, – завершила свой комментарий Натка и опасливо прислушалась к короткой паузе.
Ой, не к добру она…
– Ах ты, гадкий, ах ты, грязный, неумытый поросенок! – ликующе возвестил радостный детский голос под взрослый нервный смешок и длинный скрежет спешно отодвигаемого стула.
Натка заглянула в кабинет и наконец увидела свою родную кровиночку живьем, а не в зеркальце перископудреницы.
Сенька подскочил к столу высокой комиссии и обращался, не мелочась, прямиком к завучу, азартно уличая ее от имени и по поручению своего любимого Додырчика:
– Ты чернее трубочиста, полюбуйся на себя: у тебя на шее вакса, у тебя под носом клякса…
На шее у завуча было изящное серебряное колье от Тиффани, под носом приоткрылся в изумлении аккуратно напомаженный розовый рот, но Сеньку мелкие разночтения не смущали.
– У тебя такие руки, что сбежали даже брюки! – заклеймил он завучиху в безупречном платье-футляре. – Даже брюки, даже брюки убежали от тебя!
– Я думаю, достаточно, – кашлянула дама-психолог – «Карл Маркс» уважаемой приемной комиссии.
Но Сенька уже разогнался, как паровоз, и остановить его было невозможно.
Он ударил в воображаемый медный таз и вскричал: «Кара-барас!» так, что загудело даже в коридоре.
– И сейчас же щетки, щетки затрещали, как трещотки – «Как ТРИ щетки, три в одном, понятно?» – деловитой скороговоркой пояснил юный артист оригинального жанра в сценическом режиме «реплика в сторону».
На талантливо изображенных трещотках у «Ленина»-логопеда взгляд сделался завороженным, почти влюбленным.
У завуча «Энгельса» дрогнуло и потекло, казалось бы, крепко бронированное ботоксом лицо.
Сенька был в ударе.
Декламируя и жестикулируя, он успевал пояснять, что мочалками его мама называет невоспитанных соседок-малолеток, а Крокодилом в их доме кличут зубастого питбуля соседей со второго этажа.
Он продемонстрировал триумвирату нарисованное гуталином на запястье пятно и поведал ему – да, да, только ему и еще полусотне ошеломленных происходящим зрителей в коридоре, – что это обладающий волшебной силой тайный знак секретного мойдодырского сообщества. Стоит только потереть его – и из маминой из спальни сразу же выскочит, как дядя Костя в прошлое воскресенье, сам Додырчик!
– А хотите, я его вызову прямо сейчас? – занеся послюнявленный палец над пятном, в звенящей тишине спросил верный друг, поклонник и соратник начальника умывальников и командира мочалок Арсений Кузнецов.
– Дядю Костю? – обморочным голосом переспросила
