срывались. И тут вдруг Стю сказал, что ему очень жаль, но с сегодняшнего дня мужчины будут общаться только в больнице и только по работе. Трейси поддержала мужа и… ну…
– Ну? – переспросила Грейс, чувствуя, как у нее запылали щеки. – И что же?
– Ты с Трейси… не ссорилась случайно? – спросил Джонатан.
Грейс тогда охватило странное чувство вины, которое ощущаешь всякий раз, когда уверен, что не делал ничего плохого. Ну, или почти уверен, потому что нельзя быть в чем-то абсолютно уверенным. Люди стараются скрыть свои слабые места. Поэтому вы порой и не знаете, что случайно задели больную тему.
И они перестали встречаться с Розенфельдами, разве что только на мероприятиях, связанных с работой в больнице, а таких было очень мало. Иногда они случайно сталкивались в театре и тогда мило болтали ни о чем, обещая друг другу когда-нибудь поужинать вместе. Конечно, никто из них для этого ничего потом и не предпринимал. Впрочем, так вели себя и другие многочисленные супружеские пары, всегда безумно занятые работой, какими бы их действительные намерения при этом ни были.
Джонатан никогда больше не вспоминал о том эпизоде. Он привык к потерям, конечно же, причем даже не к потерям в прямом смысле слова, а к смерти, из-за этой жуткой, изнурительной, мучительной и безжалостной болезни. Были и другие потери, которыми нельзя было пренебречь, тем более что некоторые люди продолжали жить и трудиться где-то рядом, скажем, на Лонг-Айленде. По личному и весьма профессиональному мнению Грейс, на это повлияли отношения с семьей, в которой вырос сам Джонатан. В частности, родители, которые ни в чем и никогда не поддерживали его, разве что только не применяли физической силы, а также его брат, который так и не понял, что сам потерял оттого, что лишился братской любви. Джонатану не требовался большой круг общения, да у него никогда такого и не было. По крайней мере в то время, когда он уже состоял в отношениях с Грейс. Он создал собственную семью с Грейс и Генри.
Шли годы, и Грейс стала чувствовать то же самое. И тоже научилась отпускать людей. Сначала это было трудно, – самый сложный момент наступил, когда исчезла Вита, – потом все легче и легче, когда одна или две подружки из магистратуры перестали с ней общаться. Пропадали друзья из Киркленд-хаус (сейчас они где только не обосновались, а встречались лишь на свадьбах у общих знакомых). Пропадали и те подружки, которые вообще непонятно откуда взялись, но ей было хорошо в их компании.
Конечно, ни она, ни Джонатан не были затворниками. Оба активно участвовали в жизни города, и дни их были насыщены встречами с разными людьми и всевозможными событиями. И хотя Грейс никогда не считала себя очень мягкой и милой особой, ничего страшного в этом не было. Она заботилась о своих пациентах, и ей было вовсе не безразлично, что эти люди делают и что с ними происходит после того, как они покидают ее кабинет. Она считала это нормой. Ей тоже часто звонили посреди ночи в течение многих лет, и она всегда
