земли своего маленького клана, так как я была у него единственным ребенком. На то время мне было почти девятнадцать лет. Однако замужем я не была, поскольку мой жених погиб в том же бою, что и отец.
Забыв все распри между нашими кланами, я спасла от смерти Эвана и выходила его в своем доме. После выздоровления он вызвался верой и правдой служить мне.
Светом из своих глаз мой бывший муж послал мне воспоминание о том времени, когда мы были счастливы. Симпатия между нами вспыхнула, как сухой костер в летнюю ночь. Мы вели долгие беседы ни о чем, бережно и нежно прикасались друг к другу, совершали прогулки в осеннем лесу под незабываемый бесконечный цветной листопад.
Эван с улыбкой в глазах убирал случайно упавшие листики из моих волос, согревал своим дыханием мои замерзшие руки. Он напомнил мне о первом поцелуе под золотистыми ветвями березы, когда с нескрываемой надеждой в голосе спросил:
– Айлин, я не смогу жить без тебя. Мы будем вместе?
И я искренне ответила то, что подсказало мне сердце:
– Да, ведь я тебя люблю.
Через два дня мы тихо и скромно обвенчались в нашей семейной часовне, и я передала ему управление Балнакейл-хаусом с примыкающими к нему землями.
С того дня прошло девять лет. Влюбленность прошла, но нежность и любовь остались. Моё сердце уже не замирало от звуков его голоса, оно просто любило, и, если Эвана не было рядом, мне очень-очень сильно не хватало тепла его нежных рук и ласковых слов.
Но мне никак не удавалось забеременеть, хотя мы все годы совместной жизни мечтали о ребенке, много беседовали об этом, гуляя или просто сидя за ужином. Даже имена подобрали для сына и дочери. И судьба смилостивилась над нами.
Беременность моя протекала очень тяжело, поэтому много времени приходилось лежать в постели. Эван сильно переживал и на его лицо временами набегала тень, выдававшая волнение, но она тотчас проходила, как только он заходил ко мне в спальню. Он садился ко мне на кровать и всегда улыбался, показывая тем самым, как был счастлив, что его любимая должна была родить ему сына. Его сына. Их единственного и неповторимого малыша. Мы почему-то были уверены в этом.
В такие минуты мы представляли, как он впервые заплачет, придя в этот мир, как впервые засмеется, глядя на своего папу, как впервые скажет то единственно верное слово «мама». Как разбудит нас темной ночью, просто потому, что ему захочется почувствовать, что он не один и что его любят, а может и не только по этой причине. Как сделает свой первый шаг, такой маленький шаг для всего человечества и такой большой для него…
Картины нашего общего прошлого вдруг сменились воспоминаниями самого Эвана, когда он стоял над кроватью, где лежало моё бездыханное тело рядом с телом нашего сына, сумевшего сделать только один вздох, чтобы затем навечно успокоиться под моим боком.
Мой
