style="font-size:15px;"> Я в другую сторону – в переулок с повозкой.
– Разворачивайся! – пнул задремавшего ездового, и пока он, чертыхаясь, понукал коней, бросил взгляд на площадь перед комендатурой.
А по ней уже грохотал танк.
На секунду притормозив, и высекая искры из брусчатки, он развернулся перед комендатурой, из дверей которой уже выбегал караул и из пулемета дал несколько очередей по окнам. Зазвенели разбитые стекла, внутри кто-то заорал благим матом, и караульные в панике рассеялись. Затем, развернув башню и натужно взвыв двигателем, танк проломил заграждение и стал утюжить стоящие во дворе автомобили.
Я быстро вскочил в повозку и, настегивая перепуганных лошадей, мы понеслись в сторону от побоища. Через несколько улиц перешли на рысь, и я предупредил Мишку, чтоб помалкивал о том, что видел. Он понимающе кивнул. Понятливый был малый.
На вопрос комбата, как съездил, я протянул ему часы с портсигаром и сообщил, что коменданта на месте не было, а дежурный меня послал подальше.
– Вот суки,– разозлил капитан,– даже общаться с фронтовиками не желают. Буду обращаться к генералу.
А на следующий день в батарею приехал особист и стал опрашивать офицеров по поводу разгрома комендатуры. Никто ничего не видел…
Наступила осень, и я сам попал в «историю». Сгубила излишняя горячность. Дело в том, что помимо нас в Бреслау стояли части войска Польского, офицеры которых отличались непрязнью к нам, заносчивостью, и на этой почве между сторонами постоянно возникали конфликты. Иногда со стрельбой и мордобоем.
Открылось в городе и много ресторанов с красивыми «паненками», которые с удовольствием посещали советские офицеры. Мы были молоды, прошли войну и имели на это право.
В один из августовских вечеров я, комбат и еще один, только что прибывший в батарею из училища лейтенант, сидели в таком ресторане. Повод был. Я получил орден «Красной Звезды», к которому был представлен еще в 1944 году, за бои за Киев. Решили отметить.
В заведении было шумно, играла музыка, слышался смех женщин и хохот офицеров. В большинстве они были поляками.
Один из офицеров, находящийся в сильном подпитии, шатаясь, подошел к нашему столу и стал браниться. Самыми мягкими его словами были «Пся крев». Началась ссора, он выхватил пистолет и дважды выстрелил в комбата. Третий раз не успел, я проломил ему голову рукояткой его же пистолета.
В зале поднялся шум и визг, откуда-то появился наш комендантский патруль и его начальник – капитан, попытался отобрать у меня оружие. Врезал и ему. Держа на прицеле остальных, мы быстро покинули ресторан и вернулись в часть. Считая, что поступили справедливо.
А на следующий день нас арестовал «Смерш». Пока шло следствие, поляк умер в госпитале, а наш капитан, с украинской фамилией Бондаренко, был признан инвалидом.
Дело вела военная прокуратура, а судил всех троих военный трибунал 10 корпуса ПВО, который 14 ноября 1945 года, по части 2 статьи 74 УК РСФСР определил мне пять лет лагерей со всеми вытекающими последствиями.
