за несколько лет разлуки, вновь окрепла – теперь близнецы считали каждый день до своего воссоединения.
Впервые после расставания брат и сестра увиделись в 1930 году. Близнецы запомнили друг друга детьми, и первые несколько минут после встречи молча, опешив от неожиданности, стояли, не проронив ни слова, заново изучая друг друга. Однако это по-прежнему были они – «бедняжки» Адамсон, воссоединившиеся наперекор судьбе. Несколько скупых прикосновений и ничего незначащих, на первый взгляд, слов – и раздался не слышный никому, кроме них, щелчок, знаменующий окончание тёмных времён и наступление новой эры. Мир близнецов вновь стал цельным, трещины заросли травой, хоть в них и продолжали ржаветь доспехи павших в этом невидимом сражении.
– Смотри-ка, а здесь, похоже, всё осталось по-прежнему, – обрадовалась Оливия, когда они проникли на чердак и предусмотрительно притворили за собой тяжёлую дверь.
Вместо ответа Филипп чертыхнулся, когда чуть не упал, запутавшись в полусгнившей лошадиной упряжи.
– Раньше чердак казался мне более просторным, – недовольно заметил он, отодвигая с пути носком ботинка комок подозрительной рухляди, откуда в разные стороны прыснул многочисленный паучий отряд.
– Дуралей, это просто мы были маленькие. Гляди, это же мистер Хатчинсон!
В углу, возле небольшого слухового окна, затянутого пыльной паутиной, стоял их давний знакомец – поролоновый манекен в старомодном фраке и цилиндре. Когда-то белоснежная манишка пожелтела и скукожилась, из рукава, набитого ветошью, торчала надломленная клюшка для крикета. Мистер Хатчинсон в своё время был неизменным участником многих чердачных забав, покорно соглашаясь на роли злодеев, которым всегда доставалось по заслугам.
– И мой дворец! И сани Снежного короля! И даже библиотека сохранилась!
Оливия нежно погладила старинную качалку, в которую был запряжён деревянный конь на колёсиках, и пробралась, согнувшись в три погибели, через сооружение из плетёных садовых стульев, преграждающее путь к самому укромному уголку чердака. Тут, в деревянных ящиках, установленных друг на друга, как на книжных полках хранились книги и альбомы.
Сняв с плеча высохший мушиный трупик, Оливия принялась перебирать содержимое библиотеки, но сразу же расчихалась и подняла этим ещё больше пыли.
– Как думаешь, дедушка не будет возражать, если я кое-что отсюда заберу? – рассеянно спросила она, отыскав нюрнбергского ангела, но Филипп не ответил ей. – Или не стоит таскать за собой старый хлам? Где-то в крыше есть дыра, и половина книг пришла в негодность. Подушечные сиденья вообще выглядят так, будто их кто-то драл когтями. А за стойкой библиотекаря теперь мышиное гнездо и…
– Ты можешь помолчать хотя бы минуточку? – светским тоном поинтересовался Филипп, резко выныривая из-за рассохшегося шкафа с висящей на одной петле дверцей.
– А
