друзьями, но все-таки Каменц считал Густаффсона самым близким человеком.
Лия вдруг осеклась.
– И он пошел вместе с Густаффсоном? – бросив на нее быстрый взгляд, подсказал я.
Глаза Лии по-прежнему где-то блуждали.
– Нет, не сразу. Он еще боялся, еще не доверял шкинам и был в ужасе от Сосуна. Но позже, когда Густаффсон ушел, Каменц начал понимать, насколько пуста его жизнь. Весь день он работал с людьми, которые презирали его, с машинами, лишенными всяких эмоций, ночами сидел один и читал или смотрел голографические представления. Это не жизнь. Он никому не был нужен. Наконец он разыскал Густаффсона и принял культ Единения. Теперь…
– Теперь?..
Лия ответила не сразу.
– Он счастлив, Роб, – наконец проговорила она. – По-настоящему счастлив. Счастлив впервые в жизни. Раньше он не знал, что такое любовь. Теперь любовь переполняет его.
– Ты многое узнала, – сказал я.
– Да. – Все тот же безучастный голос, тот же отсутствующий взгляд. Он совсем раскрылся. Там оказались ступеньки, но мне совсем не трудно было спускаться в глубину. Преграды словно зашатались, почти упали…
– А второй?
Лия поглаживала пульт управления и не отрываясь смотрела на свою руку.
– Второй? Второй был Густаффсон…
И эта фраза вдруг пробудила ее, воскресила ту Лию, которую я знал и любил. Она покачала головой, посмотрела на меня, голос ожил, и на меня обрушился стремительный поток слов.
– Послушай, Роб, это был Густаффсон. Он Посвященный уже почти год, и через неделю Конечное Единение. Сосун примет его к себе, и он желает этого, понимаешь? Он искренне желает этого, и… и, о, Роб, он умирает!
– Да, через неделю, ты только что сказала.
– Нет. То есть да, но я не то хочу сказать. Конечное Единение для него не смерть. Он верит в Конечное Единение, верит во все догмы этой религии. Сосун его Бог, и он хочет соединиться со своим Богом. Но он умирал и прежде. У него медленная чума, Роб. Конечная стадия. Болезнь грызет его изнутри уже пятнадцать лет. Он заразился в болотах на Кошмаре, там, где погибла его семья. Эта планета не годится для людей, но он там жил, руководил работой научной базы, это была краткосрочная командировка. Семья оставалась на Торе, они поехали к нему в гости, но корабль потерпел аварию. Густаффсон прямо-таки обезумел: он попытался добраться до корабля и спасти их, но ему достался бракованный защитный костюм, и сквозь дыры проникли споры. Когда он дотащился до корабля, все уже умерли. Он очень страдал от боли, Роб. От медленной чумы и еще больше от своей утраты. Он по-настоящему любил семью, он так и не оправился. На Шки его послали как бы в награду, чтобы он отвлекся, но он ни на миг не переставал думать об аварии. Эта картина стояла у меня перед глазами, Роб. Она была такая яркая. Он не мог ее забыть. Малыши остались внутри, в безопасности за обшивкой корабля, но система жизнеобеспечения отказала, и они задохнулись. А его жена… ах, Роб, она взяла защитный костюм и пошла за
