до блеска, стоят рядом.
Холмогоров вновь обвёл комнату тревожным взглядом:
– Где я?
Урядник улыбнулся одними глазами:
– Вставай-вставай, Андрей Степанович.
Скинув одеяло, Холмогоров вскочил с постели и осмотрел себя:
– А где Игнатов?
– На дворе. Уж четвёртый ушат на себя льёт.
– А чего льёт?
– Моется так. Вы, гутарит, ночером всю реку излазали.
– Да, что-то в этом роде.
Холмогоров начал натягивать брюки. При этом он хмурился, будто пытался вспомнить что-то.
– Больше ничего не говорил?
– Да нет. Гутарит, гать нашли вы. Засидку у мостков.
Дверь в дом распахнулась, со двора вбежала худощавая женщина в льняном сарафане и переднике. Зыркнула глазами на Холмогорова, схватила полотенце и выскочила вон.
Холмогоров застегнул мундир на все пуговицы, нацепил пояс с оружием, притопнул сапогами. Надел фуражку с кокардой. Снова распахнулась дверь. Вошёл Игнатов, борода и волосы мокрые. Бухнулся на табурет, начал менять мокрые портки на сухие.
– Егор Игнатьевич, – Холмогоров обратился к нему напрямую. – Вы всё рассказали Андрею Ивановичу?
– Дык, как можно. Вас дожидался. Опять же, могет померещилось.
– Что померещилось? – Хорошавин насторожился.
– Как что? – Холмогоров пожал плечами. – Мы у мостков шаги слышали и вздохи женские.
Хорошавин недоверчиво склонил голову.
– Да-да, Андрей Иванович, и не смотрите на меня так. Шаги прослушивались очень явно.
Хорошавин повернул головой к Игнатову. Тот молча кивнул. Брови урядника приподнялись:
– Вы вчера часом не выпивали? А то у этого не задержится, – Хорошавин ткнул пальцем в Игнатова. – Медовуха у него больно хороша, но после неё голова колесом.
– Да бог с вами, Андрей Иванович, как можно?! – Холмогоров вспыхнул, покраснел и сунул руки в карманы брюк. Затем вынул правую руку и, хмурясь, начал что-то рассматривать на ладони. – Эт-то ещё что?
Хорошавин подошёл и взглянул на ладонь. Размером с крупную горошину, на ней лежал голубого цвета стеклянный шарик, с тонким отверстием насквозь.
– Откуда это у вас, Андрей Степаныч?
– Ума не приложу! – Холмогоров тёр лоб. – В жизни по карманам ничего не носил. Даже часов там не держу.
– Похоже на бусину, – Хорошавин кивнул Игнатову. – Эй! Кликни-ка бабу свою.
Тот спешно вышел. Через минуту вернулся, толкая взашей перед собою жену. Она встала у двери, опустив глаза, и спрятала руки под надетый поверх сарафана передник.
– Подойди! – Хорошавин поманил женщину пальцем. – Эт чего? Знашь?
Та робко подошла и быстро взглянула исподлобья. Потом ойкнула, схватила бусину, ещё раз взглянула
