хочет закончить начатое.
Освободившись, я принялся обшаривать цех в поисках оружия. Нашлось немало полезных инструментов, подходящих для умерщвления спятивших волшебников. Прикидывая, что выбрать из этого разнообразия, я наткнулся взглядом на импровизированную деревянную мишень на стене, в которой торчал самодельный нож. В принципе, ничего удивительного; когда вокруг куча станков и металла, как ещё развлечься трудягам в свободное время? Балансировка, конечно, отставала от заводских моделей, но на короткое расстояние нож можно было метнуть без потери в точности.
А что дальше? Бегать по цехам в надежде, что первым почуешь врага… Но против меня будет сильный, отдохнувший убийца, чуйка у которого наверняка выше. Такого можно взять только неожиданной атакой.
И третьей попытки никто мне не даст.
Я улёгся обратно и глубоко вздохнул, пытаясь успокоить ритм сердца. Пусть Шон проводит свои манипуляции; он потратит силы и войдёт сюда, не ощущая опасности, а там посмотрим. Лишь бы Солнечный успели эвакуировать…
Длинноволосый вернулся через полчаса, вытирая взмокший лоб. Никакой ненависти я к нему не испытывал, только сожаление. Мне было действительно жаль этого парня, запутавшегося в собственном всесилии.
– Ну, что ж, – вздохнул он. – Раз ты так решил…
И тут я понял, что не могу пошевелить даже пальцем. Хотел резко вскочить, но оказался вдавленным в кушетку неведомой силой ещё до того, как Шон переступил порог.
– Неплохо, ты оказался сообразительнее остальных.
– Мне это часто говорят.
– Очень жаль, что мы не нашли общего языка, столько времени впустую…
– Зачем ты…
Договорить я не успел. На грудь будто навалилась бетонная плита, стало трудно дышать, и в голове гулко застучала кровь. Чувство опасности хранило безмятежное молчание, будто я в посёлке консервы на рынке выбираю, а не задыхаюсь от нехватки воздуха. Неужели конец?
Шон стоял рядом и участливо наблюдал, как я сопротивляюсь давлению на тело. Как же, не наслаждается он убийствами…
В дверном проёме мелькнул чей-то силуэт, который я едва рассмотрел за красной пеленой, застилающей глаза. Шон развернулся за долю мгновения до того, как арбалетный болт должен был пробить ему затылок, и шарахнул в сторону двери ветвистой молнией.
Плита пропала, будто и не было. Я приподнялся и метнул зажатый в руке нож, вложив в этот бросок все оставшиеся силы. Чародей, уловив движение, успел вскинуть руку, и в меня попала давешняя искорка, пронзив грудь раскаленным прутом боли. Мышцы свела судорога, как от удара током, а перед глазами заплясали разноцветные круги.
Спустя три мучительных вздоха я понял, что жив, – мёртвым наверняка не бывает так больно. Кое-как сполз с кровати прямо на пол, – почему-то организму показалось, что именно там ему станет немного легче. Грудь болела нестерпимо, но сознание понемногу
