достойным впредь ни состоять на государственной службе, ни участвовать в выборах59. Любопытно, что, несмотря на все вышеперечисленные нарушения, ни в действиях Канарского, ни в действиях других членов бывшей Комиссии не было обнаружено того, что в те времена называли «лихоимством»60, т.е. прямого подкупа частными лицами государственных служащих, а это, судя по документам следствия, беспокоило власть больше, нежели незаконное обогащение за счет казны.
Открывшиеся злоупотребления членов Комиссии по строительству были совершены до издания Всемилостивейшего манифеста от 22 августа 1826 г., опубликованного в честь коронации Николая I. Этот документ, по сути, предоставлял амнистию всем чиновникам, которые находились в это время под следствием и которым не вменялись такие преступления, как смертоубийство, разбой, грабеж и лихоимство. В результате 31 декабря 1834 г. Правительствующий Сенат официально постановил всех их освободить, тогда как Канарский к этому времени, по-видимому, и так уже был на свободе.
Отметим, что в выписках из журнала гражданского департамента от марта и апреля 1835 г. сказано, что коллежскому советнику Канарскому, который «чрез долговременное нахождение под судом и арестом»61 уже понес достаточное наказание, не возбраняется вступать на службу, поскольку таким образом он сможет загладить свой прежний проступок. Однако это решение или не было учтено, или не имело силы.
Дела интимные и не только
На первый взгляд, все изложенные выше злоключения автора «Сибирских заметок», подкрепленные документальными свидетельствами, выглядят вполне достоверно. Есть, однако, по крайней мере одно обстоятельство, вызывающее недоумение. Как мы помним, младший сын Канарского родился в Москве 23 июля 1832 г. Если его отец был отпущен из-под ареста в октябре-ноябре предыдущего 1831 г., то нетрудно предположить, что воссоединившиеся после долгой разлуки супруги на радостях сразу же зачали своего последнего отпрыска. Однако их старший сын родился 20 октября 1828 г. и, если он появился на свет в срок, то был зачат не позднее января того же года, т.е. когда Канарский уже вроде бы был под арестом. Впрочем, как уже говорилось, об условиях ареста нам ничего неизвестно.
Еще одна неясность связана с тем, что к 1841 г. Канарский оказался в Вяземском уезде Смоленской губернии, откуда он писал шефу жандармов А.Х. Бенкендорфу с просьбой об отмене наказания и получения официального разрешения занимать государственные должности, причем о своем местопребывании он писал как о месте ссылки (см. Приложение). Приняв ходатайство Канарского, Бенкендорф сначала запросил на него характеристику у князя П.И. Трубецкого, который в тот момент был смоленским губернатором. Сославшись на губернского предводителя дворянства, Трубецкой ответил, что «коллежский советник Канарский вел себя хорошо и ни в каких законопротивных поступках замечен не был»62. После этого глава III отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии перенаправил это прошение вместе с полученной характеристикой
«Рунича и Канарского за безмолвное соглашение с распоряжениями Витберга, противными порядку службы, как слабых и неблагонадежных чиновников впредь ни к каким должностям не определять» (РГИА. Ф. 1151. Оп. 2. Д. 51. Л. 404).
Там же. Л. 447 об.
Там же. Л. 517.
ГАРФ. Ф. 109. Оп. 71. Д. 419. Л. 1.
