запланировал. А я до восьмого класса не мог связать обучение в школе с перспективами дальнейшей жизни.
– Кем работать-то собираешься?
– Шофёром. Как мой пахан.
– Как же ты будешь заполнять путевой лист?
– Чё?!
– У папки спроси, чёкало! Без этой бумажки ни одного водителя не выпустят из гаража. Там в каждой графе арифметика: сколько километров проехал, сколько бензина ушло и сколько осталось в баке.
– Ты-то откуда знаешь?
– От дядьки Ваньки Погребняка. Он моему деду…
– А-а-а! Ну ладно, потом расскажешь, а я побежал. Пахан, наверно, уже психует.
Я смотрел ему в спину и думал о том, что, если бы в прошлой жизни Витьке кто-нибудь помог с математикой, он, возможно, и стал бы шофёром, а не грузчиком в мебельном магазине. Машина дисциплинирует. В сфере торговли, с её леваками и дефицитами, он спился буквально за год.
Пока я делал крючок и прилаживал его к деревянному шесту на носу журавля, стало смеркаться. Дно колодца перестало просматриваться, а на ощупь я смог достать только одно ведро.
После ужина на всей нашей улице пропал свет. Я наведался на подстанцию. У стенки возле открытых дверей РУ 0,4 кВ стоял велосипед. Всё как положено, полный обвес: на руле – монтёрские когти и моток линейного провода, в багажнике – сумка с инструментарием. В недрах распределительного щита с нашим присоединением копался электрик.
– Кыш отсюда, пацан, – сказал он не оборачиваясь, – а то придёть дядька ток, дасть тебе хворостины!
Я узнал его и по голосу, и по коричневому портфелю с гэдээровской переводной картинкой чуть ниже замка. Солнечная блондинка ещё не покрылась сетью морщин и скалила ровные зубы в беззаботной улыбке. Когда я пришёл в Горсети, Старому было под семьдесят, но он продолжал работать линейщиком и ползать по опорам на лазах.
– Привет, Алексей Васильевич, – сказал я его спине. – Что, снова пээн сгорел?
Электрик дёрнулся, ударился головой о раскрытую дверцу ячейки и почему-то рассвирепел:
– Пошёл вон, паршивец! А то я тебе сейчас надеру вухи! Будешь ты тут ещё глупости за взрослыми повторять. Зуб, это опять ты со своими под…ками?!
Шутка не удалась. Пришлось ретироваться.
Пока суд да дело, на землю упала ночь. Домашние сидели у обновлённой печки. В кои веки они собрались вместе: обе мои бабушки и два деда. Говорили о внуках и детях. Не разошлись даже тогда, когда Алексей Васильевич закончил свою работу.
В топке потрескивали дрова. На фоне мерцающих звёзд из невысокой трубы, как светлячки, вылетали лёгкие искры. На плите закипало ведро с одуряюще пахнущим варевом. Это дед Иван запаривал овёс для своей рабочей лошадки. В прошлой жизни я этого не знал и, выждав момент, тогда спросил:
– Это кому?
– Кто любит Хому!
Что такое «хома» я не имел представления, но на всякий случай сказал:
– Я люблю!
И все засмеялись.
Помня о том случае, сейчас я не стал ничего
