в нём трактуются очень свободно, помимо моей воли. Нет, это не оригинал, а, как говорят музыканты, вариации и фантазии на тему прошедшей жизни. «Значит, что? – спросил я себя, – значит, будем смотреть правде в глаза, мозг мой давно умер». В своём настоящем я уже бездыханный труп без надежды на реанимацию. Эх, знать бы, что это так хорошо, давно наложил бы на себя руки.
Мысли метались, перескакивали с одной на другую. В последние годы я проштудировал множество книг о человеческих душах. Ну, что с ними бывает после того, как. Надо же знать, что ожидает за гранью, когда стоишь на черте. Читал даже о попаданцах, хотя это и несерьёзно. Не теория, а массовый бзик.
Набрёл как-то в поисках чтива на лежбище воинствующих фанатов. «В вихре времён» называется. Подобрал подходящую книжку, пью кофе, смакую. Интересно написано, образно, зримо! Будто человек из нашего времени попал на приём к товарищу Сталину. Я, было дело, в том времени растворился, чувствую даже аромат табака «Герцеговина Флор». И тут отрывок кончается – начинаются комментарии.
«Э-э-э, Вася, – пишет один, в форме красного комиссара на аватарке, – тут ты не прав! К товарищу Сталину так просто не попадёшь! Вот тебе ссылка на систему его охраны. Ознакомишься, завтра придёшь».
«Автор! – орёт другой. – С какого хрена ты нацепил на героя погоны?! Ты разве не знаешь, что в сороковом году…»
В общем, с ладошку текста – десять страниц комментариев. Перелистал я эту бодягу, дальше читаю. А там тот же отрывок, но с учётом пожеланий трудящихся. И главный герой размыт, и запах табака испарился. Плюнул я от досады, ушёл и больше не возвращался…
Вот и со мной так. Закружил этот вихрь времён и бросил неизвестно куда. Всё вроде как было, а чего-то важного не хватает. Будто тот хмырь, в форме красного комиссара, глянул на мою жизнь из-под стекляшек пенсне и строго сказал Господу:
– А зачем тут Лепёха?! Тут никакого Лепёхи быть не должно!
Хорошо хоть, Витька оставил в его первозданной дурости.
Догоняет меня и как ни в чём не бывало:
– Спорим, я этим камнем в дерево попаду?
Разгоняется и «пыром» его – шарах!
Голыш, естественно, полетел хрен знает куда.
– Эх ты, – говорю, – рохля! Учись, пока я живой.
Подобрал подходящий кругляш, щёчкой его подрезал, чуть не попал! Не докрутил малость.
Так и дошли до мостика через речку. Ему прямо, а мне направо.
Иду мимо смолы, подбиваю итог своим мысленным изысканиям.
Тому, что сейчас происходит со мной, есть только одно разумное объяснение – я уже умер. Моя душа привыкает сейчас к своему новому состоянию. Скоро она улетит, а пока находится в том времени, где ей было когда-то комфортней всего. Не случайно ведь в домах, где кто-нибудь умирает, люди на девять дней занавешивают зеркала. Значит, и мне столько отпущено.
Ладно, примем на веру. Теперь, что касается смерти Лепёхи. Человеческий разум тебе что хошь нарисует. Взять того же Витю Григорьева. Он, когда в стационаре с белой горячкой лежал, так клялся и божился, что видел три тыщи
