вдоль корпуса воздушного корабля, желательно, с хвоста, и вовремя дёрнуть тросик бомбосбрасывателя.
Чему-чему, а бомбометанию по движущимся и маневрирующим судам пилоты гидропланов были обучены неплохо – сейчас в кабине «Шорта» сидел человек, которому уже удавалось попадать бомбами в идущие на предельных оборотах машин немецкие эсминцы, по сравнению с которыми корпус L-32 казался лёгкой целью. Единственной помехой могли стать стрелки на верхних площадках цеппелина, но они, поднятые по тревоге, только карабкались по узким дюралевым лесенкам к своим боевым постам.
Описав пологую дугу «Шорт» четко, как на учениях, зашел на цеппелин с кормы. Это самый выгодный ракурс для атаки – самолет, догоняя идущий на сорока узлах воздушный корабль, будет дольше находиться над его сигарообразным корпусом, а значит, можно точнее прицелиться и сбросить бомбы. Махина L-32 росла, и лейтенант уже видел бегущих по длинному верхнему мостику пулеметчиков. Они спотыкались в своих тяжелых меховых сапогах, их нещадно подталкивал в спины набегающий узлов поток воздуха, вынуждая то и дело хвататься за ниточки лееров, отделяющих их от ледяной бездны – и всё равно они не успевали. Добежать до турели, снять кожух, передёрнуть затвор, тяжёлого пулемёта способного разнести лёгкий аэроплан в щепки одной единственной очередью, развернуть ствол навстречу цели – на всё это нужно хотя бы двадцать секунд. Но пилоту «Шорта» хватило и десяти.
По фермам цеппелина прокатилась волна вибрации – капитан, нарушая все правила, пустил моторы «враздрай», пытаясь хоть чуть-чуть увести ось корабля с линии атаки гидроплана. Маневр опаснейший – хрупкий корпус мог не выдержать резко изменившихся нагрузок и разрушиться. Цеппелин, сотрясаемый приступами дрожи, начал медленно, с достоинством разворачиваться, но «Шорт» уже пронесся вдоль летучей сигары, обдавая бегущих – поздно, поздно! – пулеметчиков волной мотоциклетного треска и вонью горелой касторки.
Как только этажерчатый хвост L-32 скрылся под капотом «Шорта» лейтенант резко рванул на себя обтянутую кожей петлю тросика бомбосбрасывателя. Две двадцатифунтовые бомбы сорвалась с подвески. Одна пролетела мимо, зато другая ударила в корпус цеппелина где-то посредине – там, где и рассчитывал лихой пилот. Далее всё должно было произойти так, как не раз уже случалось с кайзеровскими цеппелинами: бомбе прошьёт лёгкую оболочку, вспорет остроконечным носом бок емкости с водородом и лопнет уже внутри, следуя за взрывателем, выставленным на пятисекундное замедление. Гидроплан пологим виражом ушел влево, и пилот выкрутил назад шею, обмотанную белым шёлковым шарфом – полюбоваться на вспухающий огненным пузырем бок воздушного корабля.
Но не тут-то было.
Корпус цеппелина – вообще-то их называют аппаратами жёсткого типа – подобно корпусу морского судна, состоит из множества ажурных колец-шпангоутов и продольных ниточек-стрингеров, поверх которых натянуто полотно оболочки. Жёсткость этой кружевной металлической конструкции придают
