плеска, и брызг, и шумихи
Танцевали вдвоем,
Всполошив водоем,
В этот час две больших аистихи.
Был смешным их наряд
И потешным их гвалт,
И вельможных два аиста новых
В той сплошной трескотне
Понимали вполне
Без усилия каждое слово.
Видеть их, не смеясь,
Не способен был князь,
Отвести от них взор
Не способен Мансор.
И смеялись они, позабыв с этих пор
Роковое заклятье свое МУТАБОР.
Что ни делали после две птицы в саду,
Не могли уж поправить ту злую беду
И на крыльях отправились в Мекку,
Чтоб вернуть себе лик человека.
Долго крылья несли их,
И вечер застал,
Их совсем обессилив,
В руинах дворца.
Здесь услышали аисты горестный стон
И пошли в направленье, где слышался он,
И увидели птицу – большую сову,
Что красивой и в дружбу я не назову.
Здесь, вздыхая печально и тяжко,
Рассказала пришельцам бедняжка,
Как принцессой жила под защитой дворца
На державной груди дорогого отца,
Как в сову превратил ее злобный Кашнур,
И жесток и коварен, и дерзок и хмур,
Ибо сын его, мерзкий ей Мицра,
Возмечтал на принцессе жениться.
А принцесса отвергла прошенье и дар
И томится с тех пор под заклятием чар.
И не раньше от облика птицы
Суждено будет освободиться,
Чем захочет на ней,
Безобразной сове,
Кто-кто добрый нежданно жениться.
И сове отвечал благородный Мансор:
«И на нас чародей тот навлек наш позор.
Он под видом торговца проник во дворец
И в недобрый нам час отворил свой ларец.
И мы видели Мицру, покинув Багдад.
Он на троне Хасида был царствовать рад».
От печали халиф мог промолвить едва:
«Как же облик вернуть себе прежний?»
И ответила аисту нежно сова:
«Можем жить в небольшой мы надежде.
Каждый месяц в развалинах этих
Злые маги приходят отметить
Все проделки свои против добрых людей.
Может, их похвальба нам поможет в беде,
Если подлый Кашнур, о жестокости новой
Говоря, назовет позабытое слово».
Засияла луна.
Сорок два колдуна
Собрались в подземелье дворцовом,
Что во тьме разглядят только совы.
И поднялся Кашнур
Средь зловещих фигур
И,
