ой! – Капитан Игумнов. – Женщины или мужчины? – Грозный приказ. – Партия арестантов. – Русское добродушие. – На постоялом дворе. – Допрос. – Среди снегов и вдруг речь об экваторе. – Путешественники или червонные валеты? – Русские или французы?
– Стой! – раздался в густом тумане чей-то повелительный голос.
– Что такое? Что случилось? – тревожно осведомился другой голос из глубины крытых саней быстро мчавшейся по необозримой снежной равнине тройки.
Звон колокольчика пронзительно раздавался в морозном воздухе.
– Ничего, пустое, ваше благородие… так что-нибудь, – отвечал ямщик, привставая на облучке и энергично погоняя замедливших было бег лошадей. – Эй вы, соколики!.. – прикрикнул он на них.
– Стой! – снова прогремел неизвестный голос.
В темноте сухо звякнули ружья, и сквозь дымку валившего крупными хлопьями снега блеснуло несколько стальных дул.
Повозка во всю прыть неслась прямо на грозный полукруг сомкнутых штыков.
– Тпрру!.. Тпрру!.. – закричал испуганный ямщик, тщетно стараясь остановить этим чисто русским окриком разогнавшуюся лихую тройку. Но и это не помогло.
К тому же на беду у него оборвалась веревочная вожжа, которую он натянул слишком сильно… Катастрофа казалась неизбежной.
Вдруг прямо перед лошадьми, как из-под земли, выросла высокая фигура в меховой шубе и шапке.
Быстрее молнии незнакомец бросился к кореннику и схватил его сильною рукою под уздцы. Тройка разом остановилась на всем скаку, звонкий колокольчик умолк, а сани от внезапной, слишком крутой остановки в одну минуту перевернулись полозьями вверх.
Ямщика сбросило с облучка, и он, взмахнув руками и ногами, точно мячик, отлетел в сторону, уткнувшись головой прямо в сугроб.
– А ну-ка, мои молодчики, – заговорил прежний повелительный голос, в котором теперь звучали нотки иронии, – дайте на вас посмотреть… Что, знать, не очень-то удалось обмануть капитана Игумнова?.. А?.. Сорвалось?.. А?.. Не вывезло?.. У самих молоко на губах не обсохло, а туда же… Уж где вам, молокососам, провести меня, старого сибиряка!.. Вылезайте-ка, вылезайте-ка из-под саней-то. Нечего прятаться. Ну, живо!..
Из-под перевернутой повозки послышался глухой стон. При всем желании путники не могли исполнить приказание капитана Игумнова.
– Эй, вы! – обратился капитан к своим солдатам. – Поднимите повозку и вытащите господ проезжающих.
Солдаты бросились исполнять приказание начальника, и в одну минуту сани приняли надлежащее положение; но только сани, а не то, что в них было. Весь скарб из них вывалился на снег вместе с путешественниками.
Образовалась невообразимая груда подушек, шуб и всякого багажа. Тут были и так называемые дохи, или ергаки[1], и пищевые консервы, и сахарные головы, и валяные сапоги, и чемоданы из желтой кожи, и бутылки с водкой, и веревки, и молотки, и ящики с чаем – поверх всего этого, точно два тюка, неподвижно лежали путешественники.
А может, две путешественницы? Одинаково было возможно и то, и другое, потому что обе фигуры были так закутаны во всевозможные тулупы и шубы, что походили на бесполых чучел.
– Да они не шевелятся! – пробормотал с оттенком тревоги капитан. – Идиоты! Неужели их угораздило убиться до смерти?
Но опасения офицера не оправдились. Солдаты принялись трясти путешественников, растирать им снегом лица и руки, и через некоторое время обе закутанные фигуры подали признаки жизни.
Они открыли глаза и первым делом громко враз чихнули.
– Где мы? Что случилось? – спросил один из них по-французски.
– Не знаю, – отвечал другой на этом же языке.
Увидав поломанные сани и сбившихся в сторону дрожащих лошадей, обнаружив разгром своего багажа, первый из путников произнес самым плачевным тоном:
– Опять приключение!.. Да когда же этому будет конец?
– Что за несчастье! И куда девался собака-ямщик? Нет, все это просто из рук вон. Я пожалуюсь почтмейстеру. Дайте мне жалобную книгу…
– Молчать! – сердито перебил путешественников капитан Игумнов тоже на французском языке. – Отвести обоих на постоялый двор, – продолжал он по-русски, обращаясь к солдатам. – Вы мне отвечаете за них, слышите? Если они сделают попытку убежать или вздумают заговорить с кем-нибудь из арестантов – стрелять. Поняли? Налево-кругом марш!
Капитан круто повернулся и пошел прочь, гремя саблей.
Снег продолжал валить. Серые сумерки сгущались. Наступал вечер.
Унтер-офицер скомандовал что-то. Солдаты окружили пленников,
Тулупы из короткошерстных шкур шерстью наружу.
