старшего брата сделал ему его младший сын, а так как он чувствовал за собой некоторую вину, то он надеялся на то, что он, похвалив Генри, несколько загладит свою вину.
Мисс Алисон, к удивлению присутствующих, ни с того, ни с сего набросилась сначала на старика-лорда, упрекая его за произнесенные им только что слова, затем на мистера Генри за то, что он относится так спокойно к известию о том, что брат его убит, а в заключение засыпала саму себя упреками за то, что она поссорилась с Джемсом накануне его отъезда. Она ломала свои руки, кричала, звала Джемса по имени и ясно выказывала свою любовь к умершему, так что вся прислуга, глядя на нее, приходила в изумление.
Мистер Генри встал и ухватился рукой за спинку своего стула. Теперь он был бледен как полотно.
– Ага, – вскрикнул он вдруг, – я, стало быть, не ошибся, что вы его любили!
– Слава Богу! Весь свет знал об этом! – закричала мисс Алисон и, не спуская глаз с мистера Генри, сказала: – Но вот чего никто другой, кроме меня, не знает, так это то, что вы в вашем сердце соперничали с ним.
– Да, одному Богу это известно, – сказал мистер Генри и с сердцем добавил: – Вы и я, мы оба любили напрасно.
После только что описанного печального события прошло довольно много времени. Все в доме шло своим обыкновенным порядком, ни в чем не было заметно перемены, за исключением того, что прежде за обеденным столом сидело четыре человека, а теперь сидело только трое.
Так как деньги мисс Алисон были лорду необходимы, то вскоре после того, как он получил известие о смерти старшего сына, он задался мыслью женить на ней младшего. Сидя у камина и перелистывая какую-нибудь латинскую книгу, он изо дня в день беседовал с мисс Алисон о мистере Генри и смотрел на нее так ласково, что на него самого приятно было смотреть. Когда она плакала, он утешал ее и разговаривал с ней о печальных событиях, которые происходили с ним во времена его молодости; когда она начинала сердиться и кричать, он делал вид, будто собирается читать, и действительно углублялся в чтение, предварительно, впрочем, извинившись перед ней за то, что он позволяет себе при ней читать; когда она предлагала ему в подарок свои деньги, как она делала это часто, он отказывался и старался доказать ей, что если бы даже он согласился на это, мистер Генри никогда не примет от нее этих денег, так как он слишком горд. Его любимая фраза была: non vi sed saepe cadendo, и его спокойствие и вместе с тем систематическое преследование намеченной себе цели привели к известным результатам: молодая девушка делалась откровеннее, менее сдержанна и поддавалась влиянию своего родственника. Это было вполне естественно, так как он с самого детства заменял ей отца и мать, и поэтому не мудрено, что она питала к нему расположение. Так как в жилах ее также текла кровь Дьюри-Деррисдиров, то неудивительно, что она готова была пожертвовать большей частью своего состояния для того, чтобы поместье Деррисдир достигло своего прежнего блеска. Она делала со своей стороны все, что могла, чтобы поместье это процветало: сколько бы ни требовалось
