ну-ка, остановились! Мы с Таней переглянулись: вроде ничего не натворили, может, без сопровождения учителя нельзя ходить на опытный участок…
И тут кочегар, который был в сапожищах и длинном черном пальто, распахнул его: и мы увидели… Он был совершенно голый под этим пальто, даже без трусов… И сказал:
– Эй, пионерочки, а это вы видели?! Что естественно, то не безобразно – учили вас этому?..
Ни я, ни Таня не могли проронить ни слова, мы понимали, что надо бежать: но ноги вросли в землю, будто нас, как «Графиню Воронцову», закопали по самые колена.
И вдруг, откуда ни возьмись, как будто гора его выплюнула, появился Мирон-дурачок, выглядел он в точности так же, как в прошлый раз, только теперь в руках у него была винтовка… И Пугало нацелило свое оружие не на нас с Таней, а на кочегара… Тот быстро запахнулся, даже застегнулся на две пуговицы, и руки поднял:
– Я просто пошутил, Мирончик, я никого не трону, пожалуйста, не стреляй… Ты больной человек, я больной человек… Что с нас взять-то…
– Я просто человек, – сказало наше Пугало, – а ты… ты… – он не находил слов, а потом нашел: – Я не выстрелю на этот раз, но если еще когда-нибудь ты, сучий потрох, подойдешь к детям… я… я тебе башку размозжу.
Кочегар обхватил голову руками и полез по склону обратно в свою тьму. Наше Пугало, Мирон Васильич, просто человек, дождался, пока кочегар исчезнет с глаз, повернул к нам заросшее щетиной лицо и кивнул:
– А я вас узнал, девчонки, хоть вы сегодня без перьев и без лопат…
И тут у меня прорезался голос:
– А мы за лопатами… вернее, за тяпками и пришли. Вы, вы герой просто, Мирон Васильич… Вы… вы нас спасли!
И тут Пугало так же неожиданно, как появился, пропал: он просто растаял в воздухе.
Мы все же сходили за тяпками и отнесли их на место, в сарай за школой, молча отдав завхозу. И мы с Таней Буравлёвой очень долго не говорили про то, что случилось по дороге на опытный участок, как будто этого совсем никогда не было.
Глава 7
…о себе бы радел
и радовал ворона;
волка узнаешь
по волчьим ушам.
И, как снег на голову (хоть весна была в разгаре), у калитки финского дома появилась незнакомая старуха. Я сидела во дворе, на скамеечке под цветущим жасмином, его запах мог выманить из дому любого затворника, и читала «Речи Сигрдривы».
За спиной незнакомки был вещмешок, а в руках небольшой серый чемодан. Недолго думая, она распахнула калитку и, поставив чемодан на землю, сказала:
– Ты, небось, Лиля, что ль? Я подтвердила, с некоторым изумлением глядя на старушку: на ней была коричневая жакетка, темно-синяя юбка почти до земли, боты, а на голове платок цвета топленого молока с вязью узора по краю (впоследствии я имела возможность во всех подробностях рассмотреть этот платок), завязанный сзади, на шее,
