других вопросов. Я рассмотрел одно принципиально важное, но до конца не исследованное, различие между брехней и ложью. Я выдвинул несколько предварительных соображений относительно того, как можно объяснить чрезвычайную распространенность и живучесть брехни в нашей культуре. Я также утверждал, что брехня представляет собой гораздо более коварную угрозу цивилизованному образу жизни, чем ложь.
В то время мне казалось, что этого достаточно. Однако позже я понял, что в своей книге я вообще не уделил внимания проблеме, к которой, вне всяких сомнений, должно обращаться любое адекватное рассмотрение брехни. Я исходил из следующей важной предпосылки, которую, как я наивно полагал, разделяет большинство моих читателей, а именно: что равнодушие к истине является чем-то нежелательным и предосудительным и что брехню поэтому следует избегать и порицать. Но я совершенно пренебрег тем, чтобы предложить хоть сколько-нибудь внятное и убедительное объяснение того – на самом деле я вообще не предложил никаких объяснений, – почему истина действительно так важна для нас или почему мы должны особенно заботиться о ней.
Иными словами, я не объяснил, почему равнодушие к истине, которое, как я утверждал, характеризует брехню, является чем-то плохим. Разумеется, большинство людей осознает и более или менее готово признать, что истина имеет большое значение. С другой стороны, мало кто готов предложить внятное объяснение того, что делает истину такой важной.
Все мы знаем, что наше общество постоянно получает большие дозы брехни, лжи и других видов искажения и обмана – иногда намеренные, иногда просто случайные. Очевидно, однако, что это бремя, по крайней мере на сегодняшний день, каким-то образом пока еще не нанесло серьезного ущерба нашей цивилизации. Кто-то, возможно, с готовностью заявит, что это как раз и говорит о том, что истина в конечном счете не так уж и важна и что у нас нет каких-то особых причин так уж заботиться о ней. На мой взгляд, это было бы прискорбной ошибкой. Соответственно, я предлагаю здесь – в качестве своего рода продолжения «К вопросу о брехне» или в качестве такого исследования, для которого та работа могла бы послужить пролегоменом, – рассмотреть то практическое и теоретическое значение, которое истина имеет независимо от того, действуем ли мы обычно так, как если бы признавали это, или нет.
Мой редактор (неповторимый и незаменимый Джордж Андреу) обратил мое внимание на один довольно парадоксальный факт, который заключается в том, что хотя все готовы признать, что вокруг нас полно брехни, есть тем не менее немало и тех, кто упрямо отказывается признавать, что вообще может существовать такая вещь – хотя бы в принципе, – как истина. В своем рассуждении, однако, я даже не буду пытаться – по крайней мере с помощью прямо выдвинутого аргумента или анализа – раз и навсегда разрешить все запутанные споры между теми, кто принимает как данное важное различие между истинным и ложным, и теми, кто открыто заявляет (неважно, правы ли они в этом и возможно ли, чтобы они были правы), что отказываются признавать это различие обоснованным или что оно вообще соответствует какой-либо объективной реальности. Этот спор судя по всему вряд ли когда-либо будет окончательно разрешен, да это и не имеет отношения к делу.
Как бы то ни было, даже те, кто открыто отрицает обоснованность и объективную реальность различия между истинным и ложным, продолжают без какого-либо смущения настаивать на том, что это отрицание и есть та позиция, которой они действительно придерживаются. Утверждение, что они отрицают различие между истинным и ложным, является, как они заявляют, безусловно истинным утверждением об их убеждениях, а вовсе не ложным. Такая, на первый взгляд, непоследовательность в выражении собственной позиции оставляет не до конца проясненным, как именно следует понимать то, что они собираются отрицать. Это также заставляет сомневаться в том, насколько серьезно нам следует относиться к их утверждению, что не существует объективно значимого или полезного различия между истинным и ложным.
Я также постараюсь избежать тех невероятных сложностей, с которыми сталкивается любая добросовестная попытка определить понятия истины и лжи, поскольку это, вероятно, было бы еще одной неподъемной и отвлекающей нас от дела задачей. Поэтому я буду просто считать само собой разумеющимся более или менее общепринятое и обычное употребление этих понятий. Мы все знаем, что значит говорить правду о тех вещах, о которых мы можем с уверенностью судить, например о своем имени или адресе. Более того, мы одинаково ясно осознаем, что значит делать ложные заявления о подобных вещах. Мы очень хорошо знаем, как лгать о них.
Соответственно, я буду считать, что мои читатели хорошо знакомы с этим незатейливым и философски невинным пониманием разницы между истинным и ложным. Возможно, они не смогут определить эти понятия предельно точно и формально строго. Однако я буду считать, что они более или менее осмысленно и уверенно пользуются ими.
И еще кое-что. Мое рассуждение будет касаться исключительно ценности и важности истины, а вовсе не ценности и важности наших попыток найти ее или нашего опыта в этом поиске. Признание неопровержимости
