одежде. Я покосился на мои часы. Без четверти двенадцать, а начало в два. Ну да ничего! Времени у меня в запасе, пожалуй, достаточно.
– Входите, входите, молодой человек! – сказал низенький мистер Беллерби. – Садитесь да пообедайте с нами.
Отказываться от таких приглашений, не нанеся обиды, было нелегким делом, но я объяснил, что к моему возвращению меня будет ждать обед и мне будет неудобно перед миссис Холл, если он останется несъеденным.
Этот довод они приняли сразу и расселись вокруг выскобленного кухонного стола. Миссис Беллерби поставила перед каждым по большому йоркширскому пудингу круглой формы и обильно полила их мясным соусом из эмалированного кувшина вместимостью в кварту. Утро у меня выдалось тяжелое, и восхитительный аромат, струившийся от соуса, растекающегося по золотистым пудингам, был сладкой пыткой. Но я утешался мыслью, что они поторопятся, раз я сижу тут и жду.
Пудинги были поглощены в благодушном молчании, затем Боб, симпатичный коренастый парень лет двадцати с небольшим, выдвинул свою пустую тарелку на середину стола. Он ничего не сказал, но его мать тут же вывалила на нее еще один пудинг и не пожалела подливки. Родители и сестра благодушно взирали, как он уписывает плотную мучнистую массу. Затем из духовки появился огромный ростбиф, и мистер Беллерби резал его и кромсал, пока на всех тарелках не появилась горка толстых ломтей. Затем рядом выросли настоящие горы картофельного пюре, которое накладывалось из чего-то вроде таза для мытья посуды. Еще горки рубленой репы, и семья вновь принялась за дело. Солидно, не спеша, в достойном молчании. Боб подложил себе еще пюре.
Беллерби благодушествовали, чего о себе я сказать никак не мог. Меня грыз свирепый голод, а мои часы беспощадно отсчитывали уходящие минуты.
После благопристойной передышки миссис Беллерби направилась к старинной духовке в углу, открыла дверцу и извлекла огромную форму с исходящим паром яблочным пирогом. После чего нарезала его кусками в один квадратный фут для каждого и утопила куски в пинте заварного крема из другого внушительного эмалированного кувшина.
Семья приступила к десерту, будто только что села за стол, и вновь воцарилось деловитое молчание. Боб очистил свою тарелку с небрежной ловкостью и безмолвно выдвинул ее на середину стола. Его мать тут же водворила на нее еще один квадратный фут пирога, конечно не пожалев и крема.
Времени остается в обрез, думал я, но уж теперь-то они завершат свою трапезу. Заметят, что надо поторопиться, и пойдут переоденутся. Однако, к моему ужасу, миссис Беллерби медленно направилась к очагу и поставила на него чайник, а ее супруг и Боб отодвинули стулья и вытянули ноги. На обоих были вельветовые штаны с незатянутыми поясами, а на ногах огромные, подбитые гвоздями сапоги. Боб, порывшись в карманах, извлек мятую пачку сигарет и развалился в блаженной летаргии. Мать поставила перед ним чашку с чаем, а мистер Беллерби достал складной ножик и начал отрезать табак от плитки, чтобы набить трубку.
Когда они вновь придвинулись к
