помнила отлично, ей было около 10-ти лет против моих тогдашних 12-ти, в дачной компании её беззлобно дразнили Вороненком отчасти за цвет волос, а в основном потому, что кто-то из команды дошел в школьном обучении до пьесы Пушкина «Русалка». Кстати, на моей памяти это было первое знакомство с произведением, тогда я не могла знать, что фирменное прозвище «прелестное дитя» возымеет то же происхождение, из последнего акта незавершенной пьесы и последующей оперы.
В финалах обоих произведений старый мельник, сошедший с ума от пережитых потрясений, отвечает на вопрос главного героя примерно так: «Какой я мельник? Я – ворон!» Понятное дело, что Танечке Мельник приходилось отвечать за базар, прошу прощения за неуместное выражение.
Невзирая на мрачные литературные пророчества Танечка росла милым ребенком, оформилась в хорошенькую девушку с легким характером, с нею было приятно водить летнюю дружбу под сенью дачных аллей. Как мама правильно помнила, мы с Таней проводили время на их даче и в саду, в частности с упоением слушали модные пластинки. У нее в коллекции нашлось немало тогдашних хитов, в частности битловская песня «Girl», а также альбом с изысканными романсами Александра Вертинского – мы слушали от начала и до конца, потом опять сначала.
Когда кузина Ирочка по молодости лет утеряла наш альбом, помнится, то было в мои студенческие годы, я теребила Таню летними вечерами в свои редкие наезды и требовала завести Вертинского, поминая Иришу неприглядным словом. Кузина дала послушать знакомой девице – и с концами, причем нахалка заявляла, что ничего подобного не было, никакого Вертинского ей не давали, это старье вообще никому не нужно. Ну да ладно.
Отчасти вдохновившись воспоминаниями, я приветствовала Таню, теперь уже не Мельник, а Захарову (это я вспомнила по дороге под сенью лип) типовой фразой.
– Ну что, девушка, Вертинского послушать можно? – спросила я, найдя Таню с коляской в увитой зеленью беседке. – Потомки не возражают?
(В оригинальном варианте выступали предки, они не всегда понимали, зачем дочке бросать все дела и бежать слушать пластинку, если является некая Катя.)
– Привет, Кать! Потомки спят, Вертинский сохранился, хорошо, что приехала! – полушепотом отозвалась Таня. – Спасибо твоей маме, что передала. Чай пить будешь?
– Прямо здесь в саду? Сочту за удовольствие, – вычурно выразилась я.
– Тогда посторожи мальчишку, а я сбегаю, – предложила Таня.
– Сколько ему и как зовут? – спросила я, раньше бы из вежливости, теперь с живым интересом. – Глянуть можно?
– Полгода, зовут Николенька, спит без задних ног, – сказала Таня, приоткрывая полог из прозрачной кисеи, внутри проглядывались затылок с редкими кудряшками и босые ножки.
– Какая прелесть! – сказала я дежурную фразу и тотчас усомнилась в ее уместности. – Это я насчет имени, мы дружно возвращаемся к истокам времен.
– Ага, пусть скажет спасибо, что не Адам! – прошептала Таня и тихо
