Карло Маркс был уже в Денвере; Дин был там; Чад Кинг и Тим Грей были там, это их родной город; Мэрилу была там; а ещё там была известная могучая кучка, в которую входили Рэй Роулинс и его прекрасная белокурая сестра Бэйби Роулинс; две официантки, которых знал Дин, сёстры Беттанкур; и даже Роланд Мейджор, мой старый литературный приятель из колледжа, тоже был там. Я ждал их всех с радостью и предчувствием. Поэтому я прошёл мимо симпатичных девушек, а самые красивые девушки на свете живут в Де-Мойне.
Чувак со своего рода станком на колесах, грузовиком с инструментами, который он вёл стоя, как современный молочник, завёз меня на длинный подъём, где меня сразу же подобрал фермер, ехавший с сыном в Адель в Айове. В этом городке, под большим вязом возле заправки, я познакомился с другим стопщиком, типичным ньюйоркцем, ирландцем, он большую часть своих лет проработал на почтовом грузовике и теперь направлялся к своей девушке в Денвер и к новой жизни. Я думаю, что он убегал от чего-то в Нью-Йорке, скорее всего, от закона. Он был настоящий красноносый молодой алкаш лет тридцати, и он бы мне весьма докучал, хотя мои чувства были остры к любой человеческой дружбе. На нём был тонкий свитер и мешковатые штаны, и у него с собой ничего не было – только зубная щетка и носовые платки. Он сказал, что нам следует двинуть вместе. Мне пришлось отказать ему, поскольку на дороге он выглядел весьма жутко. Но мы двинулись вместе, и нас подхватил молчаливый мужчина из Стьюарта, Айова, и в этом городке мы в самом деле сели на мель. Мы простояли в Стьюарте перед железнодорожной станцией, ожидая стопа на запад, покуда не село солнце, добрых пять часов, бездельничая, сначала я рассказывал о себе, затем он рассказывал сальные анекдоты, потом мы просто пинали гальку и издавали глупые звуки всякого рода. Нам стало скучно. Я решил потратить доллар на пиво; мы пошли в старый салун в Стьюарте и выпили несколько кружек. Там он напился так же, как дома по вечерам на своей Девятой авеню, и радостно вопил мне на ухо все убогие мечты своей жизни. Он мне вроде как нравился; и не потому, что он был хорошим человеком, как оно потом оказалось, но из-за его энтузиазма. Мы вернулись на дорогу в темноте, и, конечно, никто не останавливался, и никого не было. Это продолжалось до трёх часов утра. Мы провели некоторое время, пытаясь заснуть на скамейке внутри вокзала, но телеграф щёлкал всю ночь, и мы не могли заснуть, и большие товарняки громыхали снаружи. Мы не знали, как поймать правильный состав; мы никогда этого раньше не делали; мы не знали, идут ли они на восток или на запад, и как это узнать, и какие выбрать вагоны, платформы или порожние рефрижераторы, и так далее. Поэтому, когда незадолго до рассвета пришёл автобус на Омаху, мы сели на него и присоединились к спящим пассажирам – я заплатил за его проезд, как и за свой. Его звали Эдди. Он напомнил мне моего двоюродного брата из Бронкса. Вот почему я с ним связался. Он был как старый приятель, улыбчивый добряк, с которым можно пошутить.
Мы прибыли в Каунсил-Блафс на рассвете; я осмотрелся по сторонам.
