минуты слышалось лишь тяжёлое, сдавленное как у астматика дыхание. Потом хриплым, как у пропитой бомжихи голосом, женщина проговорила:
–Конечно я тебя прощу, Алёшенька, как я могу тебя не простить… Вставай, не надо передо мной так, я, чай, не Богородица… Иди поешь, – слабо-безжизненно погладила она покорно склонённую перед ней седую голову.
–Хорошо, спасибо, родная, сейчас поем, только вечернее правило…
–Ну вот, опять! – вновь отчаянно взвилась Жанна, – Лёша, ну сколько можно уже?! Ты что, пока лоб не разобьёшь – не успокоишься? Разве мало ты для Него сделал? А как ты живёшь? Есть за что благодарить?
–Не надо, не начинай опять, – умоляюще попросил Алексей.
–А ладно, делай, что хочешь, и как хочешь…, устала я, сил нет…
–Спокойной ночи, родная, – пожелал глава семейства в спину никак не отреагировавшей, быстро шагающей по коридору, жены.
"Какая она всё-таки сильная у меня, ведь вся измученная, изнеможённая, а идёт как танцует. Может? Да ну нет, другие в её возрасте бабки бабками, и без тех непереносимых испытаний, которые на неё обрушились, ей уж скоро сорок, а она всё ещё как девчонка… Эх, родная, родная моя. Есть, конечно есть за что благодарить! Мне же Его даже за тебя, за то, что встречи с тобой сподобил, не отблагодарить никогда, хоть двадцать веков на коленях простой."
Миллениум ("И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему"):
–Значит, Вы, Алексей Петрович, утверждаете, что на месте происшествия оказались случайно, просто возвращались домой с работы?
"Какая совсем ещё молоденькая, совсем сопливенькая, а уже старлей. Сколько ей? Восемнадцать? Девятнадцать? Только что, по видимому, школу милиции закончила, и сразу в следаки её. По ходу, родственные связи, иначе б, кто её просто так…"
–Алексей Петрович, проснитесь пожалуйста. Я понимаю, Вы устали, после работы, возраст опять же, но всё-таки, давайте закончим допрос, и мы, Вас, отпустим домой. Там и выспитесь. А здесь не надо спать, а то, Вы, спите, а я работаю, – птичье щебетание завершилось совершенно девчачьим хихиканьем.
–Да я не сплю, с чего, Вы, взяли, товарищ старший лейтенант? – возмущённо вскинулся Алексей Петрович, – просто устал уже повторять, одно по одному. Сколько уже можно? На каком вообще основании, наряд меня задержал? Они уже были на месте происшествия, когда я только шёл с остановки. Вот и билет есть на автобус. Мало ли, что там полоумная старуха…, померещилось ей чего-то, совсем из ума от старости выжила, а вы…
–Алексей Петрович, вот только не надо здесь ля-ля! – вкрадчиво замурлыкала "ласковая кошечка", – и что, это, Вы, так ко мне, "товарищ старший лейтенант"? Жанна Валерьевна, я для Вас…, можно просто – Жанна…, или вообще, Жанночка, снисходительно-высокомерно, я ж для Вас – сопля зелёная, кукла лупоглазая, которую родственнички на тёпленькое местечко пристроили, а, Вы…, Вы – весь такой опытный, поживший, всезнающий. Вы ж такую дурочку, как я, за нос, запросто…, – завершила
